Красный, белый и королевский синий

Они уже не так пьяны, как раньше, но в их организме остается достаточно алкоголя, чтобы все казалось не таким пугающим, как должно быть в первый раз, даже когда пальцы Алекса понемногу начинают находить свой путь. Генри откидывает голову на подушки, закрывает глаза и позволяет Алексу взять инициативу в свои руки.

Интересный факт – секс с Генри всегда разный. Порой, охваченный страстью, принц движется легко, а порой напряжен и зажат, желая, чтобы Алекс помог ему расслабиться и сделал все сам. Порой ничто не выводит Генри из себя быстрее, чем возражения. Но иногда они оба желают, чтобы тот проявил всю свою власть, не позволяя Алексу получить желаемое, пока Алекс не принимается его умолять.

Это непредсказуемо, опьяняюще и веселит Алекса, потому как он всегда любил вызовы, а Генри… Генри – сплошной вызов: с головы до ног, с самого начала и до самого конца.

Этим вечером Генри расслаблен, разгорячен и готов. Его тело быстрыми, отточенными движениями стремится дать Алексу то, чего тот искал, смеясь и удивляясь собственной отзывчивости на его прикосновения. Алекс наклоняется, чтобы поцеловать его, и Генри шепчет в уголок его рта:

– Я буду готов тогда же, когда и ты, любовь моя.

Алекс делает глубокий вдох и задерживает дыхание. Он готов. Он думает, что готов.

Генри поднимает руку, чтобы провести ладонью по его подбородку и покрывшейся каплями пота волосатой груди, и Алекс устраивается между его ног, позволяя Генри сплести пальцы своей правой руки с пальцами его левой.

Он смотрит на лицо Генри. Алекс и представить себе не может, что будет способен взглянуть сейчас на что-то еще – выражение его лица стало настолько мягким, а губы изгибаются в счастливой удивленной улыбке, что Алекс слышит, как невольно произносит хриплым голосом:

– Малыш.

Генри отвечает кивком, таким малозаметным, что тот, кто не знает всех его особенностей, легко мог бы пропустить его, но Алекс точно знает значение этого жеста. Наклонившись, он дотрагивается губами до мочки уха Генри, посасывая ее, и повторяет:

– Малыш.

– Да. Прошу тебя, – шепчет Генри, зарываясь пальцами в волосы Алекса.

Вцепившись зубами в кожу на шее Генри, Алекс кладет ладони ему на бедра и погружается в ослепительное блаженство от близости с ним, от возможности стать с ним единым целым. Почему-то его по-прежнему удивляет, что все это столь же невероятно и необычайно приятно для Генри, как и для него самого. Лицо Генри, повернутое к Алексу, раскрасневшееся и расслабленное, выходит за все рамки приличий. Алекс чувствует, как его губы растягиваются в довольной улыбке, благоговейной и исполненной гордости.

Кончив, он словно возвращается в свое тело по частям – колени, все еще вжатые в кровать, трясутся; живот скользкий и липкий; руки, запутавшиеся в волосах Генри, нежно их поглаживают.

Ему кажется, что он вышел за пределы самого себя и вернулся, чтобы обнаружить, как все вокруг изменилось. Повернув лицо, чтобы посмотреть на Генри, знакомое чувство боли в ответ на взгляд, на изгиб его губ над белоснежными зубами, отзывается в груди Алекса.

– Господи Иисусе, – наконец произносит он и вновь смотрит на Генри. Тот, хитро прищурив один глаз, ухмыляется.

– Удалось мне превратить тебя в супергероя? – спрашивает Генри. Алекс стонет, хлопая его по груди, и оба заливаются в приступе безудержного смеха.

Оторвавшись друг от друга, они принимаются целоваться и спорить о том, кто будет спать на мокрой простыне, пока оба не отключаются около четырех утра. Генри переворачивает Алекса на бок, обнимает его сзади и накрывает его тело своим: плечом к плечу, бедром к бедру. Руки Генри обхватывают руки Алекса, а ладони покрывают его ладони так, что их тела почти сливаются друг с другом. Это лучший сон Алекса за последние несколько лет.

Спустя три часа срабатывает будильник – пора лететь домой.

Они вместе принимают душ. Суровая реальность по поводу столь скорого возвращения в Лондон превращает настроение Генри за утренним кофе в мрачное и кислое. Алекс молча целует его и обещает позвонить, от всей души желая иметь возможность сделать чуть больше.

Он наблюдает, как Генри намыливается и бреется, укладывает волосы и душится одеколоном от Burberry, ловя себя на мысли, что мог бы смотреть на это каждый день. Алексу нравится просто спать с Генри, но есть что-то невероятно интимное в том, чтобы сидеть на той же кровати, которую они прошлой ночью разнесли в пух и прах, и смотреть, как тот превращается в принца Генри Уэльского.

Несмотря на пульсирующее в голове похмелье, у Алекса появляются подозрения, что именно эти чувства и были причиной, по которой он так долго сдерживался, чтобы не трахнуть Генри.

Кроме того, его может стошнить. Хотя, вероятно, это не имеет отношения к делу.