Красный корсар

Уайлдер повиновался, очень довольный, что можно прервать неприятный разговор. Он долго не отрывался от трубы, и за все это время Корсар не произнес ни единого слова. Но, когда Уайлдер наконец повернулся, чтобы доложить результаты наблюдения, то почувствовал на себе зоркий взгляд, стремившийся, казалось, проникнуть в глубину его души. Юноша вспыхнул, задетый этим новым проявлением недоверия, и приготовленные слова замерли на его устах.

– Что ж фрегат? – спросил Корсар.

– Еще несколько минут, и будет виден весь корпус.

– Это быстроходное судно! Оно идет прямо на нас.

– По-моему, нет. Нос смотрит на восток.

– Это надо уточнить… Вы правы, – добавил он, взглянув на приближающееся облако парусов, – совершенно правы. Они нас еще не заметили. Эй, там! Убрать стаксель!

Пусть теперь смотрит во все глаза; нужно очень острое зрение, чтобы на таком расстоянии разглядеть наши голые мачты.

Уайлдер ничего не ответил, лишь в знак согласия кивнул головой. И оба моряка снова принялись шагать по палубе, одинаково не испытывая желания возобновить разговор.

– Пока мы с равным успехом можем принять сражение и избежать его, – проговорил наконец Корсар, беглым взором окинув приготовления, которые не прекращались с той минуты, как офицеры разошлись по своим местам. –

Признаюсь, Уайлдер, я втайне лелею надежду, что на флагштоке этого дерзкого безумца развевается хвастливый флаг германца, надевшего британскую корону106. Коли он настолько сильнее нас, что нападать было бы слишком рискованно, то я благоразумно уклонюсь от боя, но уж зато повеселюсь на его счет; если же силы наши равны, то вам предстоят приятное зрелище – увидеть, как падает в воду флаг святого Георга.

– А я думал, что люди нашей профессии почитают глупцами тех, кто печется о чести, и редко вступают в бой за менее звонкий металл, чем золото.

– Такая слава ходит о нас среди людей… Но все сокровища английской короны я отдал бы за то, чтобы унизить надменных клевретов короля Георга. Не правда ли, генерал? – обратился он к подошедшему вояке. – Что может быть выше наслаждения гнать перед собой королевский штандарт?

– Главное – это победа, – ответил тот. – Я ринусь в бой по первому знаку.

– Скор и решителен, как истый солдат. А скажите, генерал, если бы судьба, случай или провидение – словом, та сила, которую вы почитаете своим руководителем, предоставила вам на выбор высшее счастье, – что бы вы предпочли?

– Я часто думал, – ответил тот после краткого размышления, – что, будь я земным владыкой, я бы с десятком храбрецов захватил пещеру, куда пробрался тот паренек –

сын портного, по имени Аладдин.

106 Речь идет об английском короле Георге II.

– Вот вам идеал пирата. Да, вы бы живо оборвали плоды с волшебных деревьев. Но это была бы бесславная победа: ведь у ваших противников нет иного оружия, кроме чар да заклинаний. Ну, а честь ничто для вас?

– Ха! Полжизни я сражался ради чести, а на закате дней увидал, что кошелек мой так же пуст, как и в начале долгого и тяжкого пути. Тогда я распрощался с честью, – но только не с честью победителя! Я ненавижу поражения, хотя победу ради одной чести всегда готов продать по дешевке!

– Ладно, пусть так. Главное – верная служба, а мотивы могут быть разные… Но что это? Кто осмелился поставить брамсель? – загремел Корсар, и звук его голоса заставил всех затрепетать.

В его тоне слышались волнение, ярость и угроза, и взоры всех невольно обратились кверху, чтобы увидеть того, на чью голову сейчас обрушится страшный гнев их командира. Это был Фид. Он стоял на вертах брам-рея, а над ним болтался по ветру брамсель с распущенными канатами. Громкое хлопанье паруса, видно, помешало матросу услышать резкий окрик, ибо, вместо того чтобы ответить, он задумчиво смотрел на дело рук своих, нимало не заботясь о том, что думают зрители, стоящие внизу. Но второй окрик был настолько грозен, что не мог не достичь ушей виновника.

– По чьему приказанию ты посмел распустить парус? –

спросил Корсар.

– По приказанию его величества ветра, ваша честь.

Самый лучший моряк отступает перед победителем –

шквалом.

– Убрать парус! Быстро наверх и убрать парус! – кричал разъяренный командир. – Сверните его и приведите сюда этого наглеца! Здесь командую я, и горе тому, кто осмелится подчиниться иной воле, будь то даже воля урагана!.

Десяток матросов бросились на подмогу Фиду. Еще минута, и непокорный парус был убран, а сам Ричард уже спускался на ют. В эти короткие мгновения хмурое и мрачное лицо Корсара напоминало любимый им океан, потемневший перед бурей. Уайлдер, который впервые видел своего нового командира в таком гневе, дрожал за судьбу старого друга и придвинулся ближе, чтобы при случае замолвить за него слово.

– Что это значит? – строго спросил рассерженный капитан. – Не успел я похвалить тебя, как ты посмел распустить парус, да еще в такую минуту, когда нам важно, чтобы на судне торчали одни голые мачты.

– Ветер порой не то что лоскут, а кусок хлеба из рук вырывает, как известно вашей милости. Пусть меня повесят! Если я сделал что не так, готов нести наказание.