Красный корсар

– Честный Джо Джорам в приятельских отношениях со своим мясником, – произнес он и одним глотком опорожнил свою кружку. – Говядина у него всегда такая вкусная и ароматная, ни дать ни взять плавник палтуса. Вы ведь бывали в заграничных портах, братишка, или, вернее, однокашник, раз мы сейчас бросим якорь у одной и той же мерки. Конечно, вы бывали в чужих странах?

– Часто бывал. Какой бы я иначе был моряк?

– Тогда скажите мне по чести, бывали вы в такой стране, где всякая снедь – рыба, мясо, птица, плоды – не хуже, чем в достославной Америке, где мы с вами сейчас ошвартованы и где, полагаю, оба родились?

– Ну, верить в такое уж полное наше превосходство во всем – значило бы слишком далеко зайти в любви к родине, – ответил Уайлдер, охотно уклоняясь от главной темы разговора: ему надо было сперва собраться с мыслями и увериться, что никто не подслушивает. – Все полагают, что

Англия в этом стоит выше нас.

– Кто так считает? Всякие невежественные болтуны. Но я побывал чуть ли не во всех землях и чуть ли не во всех водах, и я скажу вам, что все эти пустые хвастунишки врут.

Мы – колонии, друг, колонии! А если колония заявит стране-матери, что превосходит ее в том-то и том-то, это такая же дерзость, как если бы марсовый Джек сказал офицеру, что тот ошибается, хотя бы он и знал наверное, что прав. Я всего лишь бедный человек, мистер… Как прикажете называть вашу честь?

– Меня? Мое имя?.. Гаррис.

– Я всего лишь бедный человек, мистер Гаррис, а был в свое время вахтенным начальником и провел много ночей на палубе не без того, чтобы поразмыслить о том, о сем, хотя, может, и не вдавался при этом в такую философию, как приходский священник на жалованье или адвокат на гонорарах. Позвольте сказать вам, что быть всего-навсего жителем колонии – унылое дело. Это ущемляет человека, принижает его гордость и дух, словом, делает из него все, чего хотелось бы его хозяину. Не стану ничего говорить о плодах, о мясе и о всякой прочей снеди, что доставляют из страны, о которой мы с вами много слышали и знаем, а только укажу вам на солнышко да спрошу: считаете ли вы, что король Георг может заставить его светить на своем острове так, как оно светит здесь, на широких просторах

Америки?

– Конечно, нет. Но все же ты сам знаешь, и в этом все согласны, что английские товары по качеству превосходят…

– Да, да. Колония всегда плавает под ветром своей страны-матери. И все это делает болтовня, друг Гаррис.

Слова, слова, слова. Словами человек может самого себя вогнать в жар, может стравить друг с другом матросов одной команды, может превратить вишню в персик и камбалу в кита. Смотрите, вот здесь все наше длинное американское побережье, все наши реки, озера, ручьи, кишащие богатствами, которые могут насытить кого угодно. Но, глядишь, появляются среди нас королевские слуги да начинают говорить о своих палтусах, камбалах и карпах, словно остальных рыб создал не господь, а сам черт без его разрешения устроил так, что они вроде как просочились у него сквозь пальцы.

Уайлдер с удивлением посмотрел на старика. Тот, впрочем, продолжал есть с таким видом, словно высказал только самые обыденные вещи.

– У тебя больше привязанности к родному краю, чем верноподданнических чувств, приятель, – произнес молодой моряк с некоторой строгостью в голосе.

– Ну, уж к рыбам-то у меня таких чувств нет. Надеюсь, о божьих тварях можно говорить без ущерба для ближнего.

А что касается правительства, так это веревка, которую человек сам для себя сплетает и…

– И что? – спросил Уайлдер, видя, что тот заколебался.

– Гм! Словом, я думаю, что человек может и расплести то, что сплел, если ему больше нечего делать. Я, кажется, ничего худого не сказал?

– Худо только, что мне приходится напоминать тебе о деле, которое нас с тобой свело. Уж не забыл ли ты так скоро о честно заработанном задатке?

Старый матрос отодвинул от себя блюдо с едой, скрестил руки на груди и, посмотрев собеседнику прямо в глаза, спокойно ответил:

– Когда мое имя внесено в список команды, на меня твердо можно рассчитывать. Ведь вы плывете под таким же флагом, друг Гаррис?

– В противном случае, я был бы бесчестным человеком.

Но, прежде чем я сообщу тебе свои планы и пожелания, ты уж прости, я хорошенько обследую вон тот чулан: мне надо убедиться, что мы тут одни.

– Вы там не найдете ничего, кроме тряпок и побрякушек женской половины семейства честного Джо. Дверь не бог весть на каком запоре, так что можете туда заглянуть и убедиться собственными глазами.

Уайлдер и не ждал разрешения. Пока старик говорил, он открыл дверь и, обнаружив, что в чуланчике действительно нет ничего, кроме предметов, названных его собеседником, повернулся к нему с видом человека, несколько даже разочарованного.

– Ты был один, когда я вошел? – спросил он после краткого раздумья.

– Был еще честный Джорам да вы.

– И больше никого?

– Я никого больше не видел, – ответил тот не без некоторого смущения. – А если вы сомневаетесь, давайте все обыщем. Попадись мне только какой-нибудь любопытный, – ему не поздоровится!

– Подожди! Ответь-ка на один вопрос: кто крикнул мне «войдите»?