Красный космос

Огромный, красивый, дьявольски обаятельный, с раскатистым басом и ревербирующей «р», он не шел, а шествовал по коридорам многочисленных институтов, лабораторий, издательств, музеев, словно комета в окружении многочисленной свиты, состоящей из учеников, горящими глазами взирающих на учителя.

Ефрем Иванович начинал утренний обход с Института палеонтологии, затем перемещался в Институт геологии, а оттуда, ловко достав белый халат из пухлого портфеля, нести который почтил бы за честь любой из учеников, но который академик никому не доверял, устремлялся в гулкие коридоры Института перспективной медицины, вслед за которым нырял за глухие двери Лаборатории биологических проблем, оставив снаружи переминающихся с ноги на ногу учеников, которым, ввиду септичности, не дозволялось входить внутрь, где Антипина уже ждали прорезиненный халат, маска, стерилизаторы, наборы инструментов, и он, кивнув коллегам и ассистентам, немедленно включался в сложнейшую операцию по спасению чьей-то жизни.

Наскоро выпив стакан почти кипящего чая, Антипин все в том же окружении учеников двигался в Музей древних форм жизни, где на месте руководил установкой очередного окаменелого чудища, привезенного им из Гоби, и пока рабочие при помощи все тех же учеников крепили к свисающим с потолка цепям огромные кости, Ефрем Иванович присаживался где-нибудь в сторонке, доставал из бездонного портфеля пухлую рукопись и принимался с невероятной скоростью ее править.

С невероятной же пунктуальностью он появлялся на заседаниях Академии наук, где, обложившись папками, блокнотами, ручками, карандашами, делом доказывал, что и ему присуща способность Гая Юлия Цезаря, по преданию умевшего одновременно писать, слушать, говорить.

После заседания он торопился в Совет министров, где его с распростертыми объятиями ждали многочисленные комиссии и подкомитеты, консультационные советы и группы, а также приемы у министров, заместителей министров, председателей комитетов, желавших получить у светила советской науки неоценимую помощь в решении очередной сложной народнохозяйственной задачи.

Когда же на улицах Москвы сгущалась тьма, а ночное искусственное светило еще не вспыхивало над городом, Ефрем Иванович широко шагал к станции монорельса, и поезд уносил его далеко за город, где расположились комплексы Центрального управления полетами, откуда держалась связь с орбитальными поселениями и комплексами, городами на Луне, многочисленными околоземными спутниками, межпланетными автоматическими станциями.

Огромные белые шары локаторов выступали из густоты лесов шляпками гигантских грибов, а здания ЦУПа были разбросаны по столь огромной территории, что между ними курсировали электромобили. Один из таких электромобилей и доставлял Антипина, окончательно растерявшего свою дневную свиту, в его очередной рабочий кабинет с расстеленными по столу и полу картами звездного неба, лунной и марсианской поверхностей, щедро утыканных булавками и флажками.

Как только дверь кабинета хлопала, извещая о появлении хозяина, до того пустые коридоры внезапно наполнялись людьми в белых халатах, комбинезонах и даже кожаных штанах и куртках космистов. Люди заполняли кабинет, раскладывали принесенные папки, рулоны бумаги, портативные вычислители, немилосердно трещавшие от отсутствия в них смазки, доставали из карманов трубки и сигареты, а заодно и пепельницы, дабы наполнить кубатуру кабинета плотной завесой табачного дыма, а заодно и громкими голосами жарких споров.

Когда спал Ефрем Иванович и спал ли он вообще – никто не знал.

Но, но, но.

Как и у каждого Моцарта был свой Сальери, а у каждого Максвелла – свой демон, так и у Ефрема Ивановича имелся собственный недобрый гений, извечный антипод, тот самый хлад, что соседствовал с пламенем, тот самый лед, в который обращалась вода.

И звали этого человека Петром Александровичем Казанским.

Петр Александрович хотя и не носил высокого неофициального звания человека эпохи Возрождения, но вкупе с вполне официальными, как то – академик, профессор, лауреат государственных премий, почетный член зарубежных научных обществ и академий, имел еще одно, не менее официальное – Генеральный конструктор Арктики. И в этой ипостаси он железной рукой руководил грандиозным проектом преобразования заполярных областей СССР, превращения их из ледяных пустошей в зоны если не курортные, то вполне комфортного проживания и уверенного земледелия.

Подогрев Гольфстрима и прокачка его к арктическому побережью Советского Союза, размещение термоядерных источников тепла, что новыми многочисленными солнцами нависали над когда-то безжизненной тундрой, строительство купольных городов, выведение передовыми методами мичуринско-лысенковской генетики растений, которые в кратчайшие сроки должны были наработать необходимый для уверенного земледелия слой чернозема, возрождение мамонтов и шерстистых носорогов – в лаконичном и далеко не полном изложении круг вопросов, который курировал и реализовывал Генеральный конструктор.