Красный крест

Человек обыкновенный… Папа часто повторял: человек обыкновенный. Неприступное словосочетание, правда? Человек обыкновенный… Кто он? Паразит, совершающий подлость, или безымянный герой, творящий подвиг? Человек обыкновенный… Сколько таких мне довелось повстречать? Судьба предложила несколько сотен вариантов, но вот только правильного ответа так те не дала. Порой мне казалось, что человек обыкновенный есть человек плохой, ибо временами только такие люди меня окружали. Мерзость была нормой их поведения, но стоило мне утвердиться в этом заблуждении, как рядом тотчас появлялись люди совершенно иные, люди особенные и чистые. Наверное, самым точным ответом могло бы стать утверждение, будто человек обыкновенный есть человек всякий, но со временем я отказалась и от него, ибо судьба одарила меня знакомством с несколькими совершенно необыкновенными людьми… Впрочем… Впрочем, все это словоблудие! Вы уж меня простите, Саша, я отвлеклась. Так о чем я вам рассказывала? Ах да, я рассказывала вам о нянечках. В общем, воспитательницы мои, может, и понимали, что Москва вдруг стала городом человека обыкновенного, но ехать в нее ни в коем случае не собирались. Потеряв всякую надежду, они использовали последний, как им казалось, вернейший аргумент:

— Алексей Алексеевич, ладно мы, ладно вы, но подумайте о Таточке! Неужели вы хотите сломить ее судьбу? Неужели не слышали вы об ужасах, что творятся в России? А даже если ваши слова, и правдивы, то к чему нам спешить? Не лучше ли вам съездить туда одному, а если все и окажется ровно так, как вы описываете мы с Таточкой приедем к вам годом позже?

— Нет! — строго ответил отец. — Мы выезжаем в самое ближайшее время!

+

Паломничество предприняли в начале 1920 года. Пока здравомыслящие люди бежали из страны, мы двигались в обратном направлении, навстречу ветрам, в эпицентр истории. Новых и принципиально других людей я не увидела, зато в первый же день насчитала три духовых оркестра.

— Чему радуются эти марширующие? удивлялись няни, У них нет ни воды, ни газа, ни электричества! Все, чем они могут похвастаться, — выданные мундштуки, к которым примерзают губы!

— Погодите, голубушки! радостно отвечал отец. Посмотрим, как вы заговорите через год!

— Вы обещали, что мы приедем в страну, где простой человек счастлив, но пока мы слышим лишь про восстания!

— Говорю же вам, дуры, через год!

В Москве был голод. Впрочем, отца это, кажется, нисколько не волновало. Какие-то люди постоянно помогали нам. Папа не называл их имена, а в разговорах звучали лишь прозвища. Я запомнила всего два: Старик и Лукич. Чем именно занимался отец, я не понимала, но его частые командировки в Европу, судя по всему, стали делом государственной важности.

Вечерами, уложив меня спать, нянечки шептались в соседней комнате:

— Господи, неужели Алексей Алексеевич ничего не видит? Как не понимает он, что этих людей не исправить и не спасти? Он постоянно говорит о новом человеке, но разве не видит он, что человека этого рождает мертвая земля! Эти красные, конечно, не удержат власть! Уверена, еще десятки лет здесь будет твориться не пойми что!

— Не знаю, не знаю… — отвечала француженка. — Мне это уже не кажется глупым. Похоже, Алексей Алексеевич действительно проницательнее нас. Расстреляна царская семья, страна уже никогда не будет прежней. Думаю, красные не уйдут. Сложно поверить, что всего несколько лег назад Колчак гостил у нас в Лондоне, а теперь его кончают как собаку…

— Еще сложнее поверить в то, что Алексей Алексеевич на стороне этих людей… Ох, не кончилось бы это бедой…

В отличие от нянечек, мне в Москве сразу понравилось. Словно Алиса, я провалилась в сказочный сон.

— Так вот как выглядит победа троцкизма? — шутила англичанка.

— Трюизма, а не троцкизма, — язвила француженка.

— Провинция человечества…

— Пригород здравого смысла…

— Государство, не прошедшее обряд конфирмации…

Пока нянечки упражнялись в остроумии, я с интересом изучала Москву. Столовые, боржом, закуски и воды. Птенцы человечьи. Большеротые товарищи били в барабаны и размахивали красными полотнами. Нянечки закрывали уши, и, замерев на месте, я пыталась прочесть написанные белыми буквами слова: «Гордимся запуском станка». Вот это да! Я смотрела на ребят, и мне так хотелось держать в руках такой же огромный алый флаг. Ну, в самом деле, могло ребенку не поправиться в стране строящегося инфантилизма?

Каждый день мы отправлялись к газетному ларьку. Пока советские мужчины стояли в очереди за «Правдой», мы брали «Цирк», «Новый зритель», «Пионер» и «Искру». Совершив ежедневный ритуал, с горой макулатуры мы выдвигались на прогулку. Все это так увлекало! То и дело я застывала на месте, чтобы прочесть очередную аббревиатуру.

— А что такое «Про-лет-культ»?

— Не важно! — в унисон ворчали старушки.