Красный лорд. Невероятная судьба революционера, замнаркома, флотоводца, редактора, писателя, дипломата и невозвращенца Фёдора Фёдоровича Раскольников

Такая информация дорогого стоила. В Москве её оценили по достоинству.

В Кабуле Лариса практически сразу же стала первой леди дипломатического корпуса и желанной гостьей на женской половине дворца эмира. Так как она умела не только хорошо говорить, но и внимательно слушать, многие тайны двора сразу же становились известными Раскольникову. В силу восточной специфики, не имея возможности непосредственно воздействовать на ход дипломатических переговоров, Лариса на правах жены посла познакомилась с любимой женой эмира Аманнулы-хана и его матерью, и довольно быстро завязала с ними тесные дружеские отношения. Поскольку обе эти женщины играли весьма важную роль в жизни Кабульского двора, то через них она смогла не только получать ценную информацию о придворных интригах, но и влиять на политическую обстановку в Кабуле. Благодаря её деятельности, Аманулла-хан под страхом смерти призвал всех афганцев возвратиться домой из банд, а вскоре — уже 11 августа 1921 года — Совет старейшин афганских племён Афганистана (Лойя-джирга) одобрил советско-афганский договор, вступивший в силу и через три дня эмиром ратифицированный. А 1 сентября афганское правительство заявило ещё об отказе от подрывной деятельности в пределах РСФСР и Туркестанской Советской Республики.

Ну и к тому же, ей удалось посмотреть Афганистан не из-за ограды посольства, а в самых разнообразных ракурсах: «закрытых» территорий для неё не существовало, её личной территорией были ежедневные верховые прогулки на любимом Кречете. Иногда она не слезает с коня целыми днями. Ну и главное — она может писать. Пишет отчёты, даёт портреты послов. Рассказывает о празднике Независимости, об экзаменах в первой женской школе, о танцах кочевых племён, о первой в Афганистане фабрике, об армии, которая «воспитывается в глубочайшем религиозном фанатизме», о самом эмире.

«В маленьких восточных деспотиях всё делается из-под палки. При помощи этой же палки Амманула-хан решил сделать из своей бедной, отсталой, обуянной муллами и взяточниками страны настоящее современное государство. Нечто вроде маленькой Японии — железный милитаристический каркас со спрятанной в нём, под сетью телеграфных и телефонных проволок, первобытной, хищной душой…»

В летней резиденции эмира в Патмане Лариса Михайловна играла с эмиром в лаун-теннис, оба были очень азартными игроками. За ужином эмирша предложила ей свою тарелку, что по-кабульски большая честь. С эмиршей она каталась верхом. «Советская аристократка», как называла себя Рейснер, блистала на дипломатических встречах, в том числе организованных ею в своём посольстве. На зависть жён послов Амманула-хан подарил ей, лихой наезднице, кавалерийскую шапочку.

Как-то Раскольниковым удалось узнать о готовящемся покушении на эмира:

«Во время чая у эмирши я успела её предупредить насчёт возможного покушения на жизнь её мужа… После прогулки эмирша пригласила меня на чай — каждую минуту ждали эмира. Но он приехал только через полтора часа, взволнованный, бледный, бешеный. Через всю комнату подошёл ко мне, пожал руку и благодарил за сделанное накануне предупреждение. „Оказывается… в городе объявили народу, что эмир убит, лавки закрылись, начали строить баррикады… Я должен был поехать в Кабул, чтобы показаться народу“.

Что тут поднялось!.. Эмирша со слезами бросилась мне на шею, мы целовались, и я тоже уронила некую дипломатическую слезу на её розовое персиковое плечо. Эмир часа полтора болтал со мною по-французски, я ему бранила англичан, и вообще была „большая политика“».

Но и сами Раскольниковы не избежали покушения. 3 мая 1922 года Лариса пишет родителям:

«Ну, милые, сегодня, вернее, вчера вечером нас могло уже не быть в живых — интересно, чувствовали ли вы какое-нибудь беспокойство. Я верхом приехала в Кабул за Федей часам к 4. Весенние сумерки наступают рано. В 4,5 выехали домой в Кала-и-фату на автомобиле, на заднем сиденье я, Федя и Мэри, перед Федей — Жданов, перед Мэри — Наль. Слева от шофера афганский офицер. Вдруг около Чельсубуна, где мы летели полным ходом, впереди мелькает толстый медный кабель, протянутый поперек дороги на уровне 1,5 человеческого] роста. Прежде, чем успели предупредить шофёра, машина карьером врезается в этот трос, настолько толстый и хорошо укреплённый, что он останавливает машину, продолжавшую работать на месте, сносит стекло, скашивает руль, как соломинку, цепляется за поднятый верх и, смяв его в кашу, спихивает авто боком в канаву. Через минуту вижу: Федя вскочил и стоит с лицом, залитым кровью. Тоже самое с Налётным, шофёром и офицером. Я и Мэри невредимы. Конечно, если бы верх авто был спущен (как я хотела, когда мы садились, но Федя запротестовал), нам бы сбрило головы всем. Ведь летели со скоростью 50 вёрст в час. феде железным краем исковерканного верха рассекло лоб над правой бровью (что, если бы на палец ниже?). Мой крохотный в постели; вся голова завязана, глаз опух и затёк. Я отделалась сильным ударом в плечо.