Красный лорд. Невероятная судьба революционера, замнаркома, флотоводца, редактора, писателя, дипломата и невозвращенца Фёдора Фёдоровича Раскольников

«…Усиленно ища разногласий внутри нашей партии, т. Троцкий зачастую находит их там, где их никогда не было и в помине. Например, в предисловии „Уроки Октября“ мы встречаем следующую фразу: „Мы видим, как Ленин в начале мая сурово одёргивает кронштадтцев, которые, зарвавшись, заявили о непризнании ими временного правительства“ (Л. Троцкий, соч., т. III, ч. 1). Здесь всё неверно. „Мы видим“, — пишет т. Троцкий. Откуда видим? Это секрет тов. Троцкого. До этого абзаца и после него о Кронштадте ничего не говорится. Известная резолюция Кронштадтского Совета была принята не в начале мая, а 16 мая. Тов. Ленин никого сурово не одёргивал, а, напротив, руководил кронштадтцами в их борьбе с временным правительством. Наконец, самое главное, кронштадтцы никогда не заявляли о непризнании ими временного правительства. Сам т. Троцкий в 1917 г. думал иначе… Тов. Троцкий тогда писал буквально следующее: „Злобные перья контр-революционных клеветников пишут, будто мы, кронштадтцы, зовём народ к произволу, самосуду и анархии, будто мы подвергаем мучениям арестованных нами насильников и слуг царизма, наконец, будто мы отказались признавать власть временного правительства, отложились от России и образовали самостоятельную Кронштадтскую республику. Какая бессмысленная ложь, какая жалкая и постыдная клевета…“ На этом смело можно поставить точку».

И он отвёз свою статью Сталину.

— Очень хорошо, товарищ Раскольников. То, что нужно, — похвалил Сталин, просмотрев текст. — Отдайте один экземпляр в «Красную новь», пусть там появится эта статья. А второй экземпляр — оставьте у меня, для цековского сборника. Там будет и моя статья, и статьи товарищей Каменева, Зиновьева и других товарищей…

Увиделся Раскольников только зимой, уже после выхода в свет декабрьского номера «Красной нови» с его разносной рецензией на «Уроки Октября» Троцкого. Встретились в фойе рабочего клуба за Крестьянской заставой, где должно было состояться дискуссионное собрание рабочих и служащих московских издательств и типографий. В фойе было тесно, шумно, накурено. Троцкий стоял в группе рабочих, рассеянно слушал, что ему говорили, и оглядывался по сторонам. Заметив Раскольникова, остановил на нём взгляд. Между ними расчистилось небольшое пространство, и Раскольников пошёл к Троцкому, с улыбкой, готовясь вытянуть руку для рукопожатия. И Троцкий пошёл ему навстречу, не спуская с него глаз. Он, однако, не улыбался, глаза его за стёклами пенсне были странно невидящими. Шёл прямо на Раскольникова так, будто и правда не видел его, как будто перед ним было пустое место. Вероятно, он наткнулся бы на Раскольникова, если бы тот не отскочил в сторону. Не убавляя шага, не оборачиваясь, Троцкий прошествовал дальше.

Раскольников посмотрел ему вслед. Троцкий подошёл к другой группе рабочих, заговорил с ними, как ни в чём не бывало.

Вот как. Ему, Раскольникову, дали понять, что отныне он вычеркнут из жизни этого человека. Что ж. Этого следовало ожидать.

Одновременно с этим Фёдор в 1924 году со всей своей кипучей энергией окунулся в издательскую деятельность, занимая должности редактора журналов «Молодая гвардия» и «Красная новь», а также главного редактора издательства «Московский рабочий». При этом он, как писал Дмитрий Стровский, исходил прежде всего из требований ЦК о «лице» новой советской литературы. Если уж быть объективным, то Раскольников в жизни вообще мало принадлежал себе: он был полностью подчинен партийным интересам, и по должности, и в душе. Как один из руководителей журнала, он видел предназначение послереволюционного искусства в том, чтобы воспитывать с помощью литературы нового читателя, не связанного духовными корнями с традициями прошлого. Раскольников стоял на позициях «чистого» пролетарского искусства и целиком одобрял непримиримую позицию Пролеткульта, а затем и РАППа по отношению к писателям из других социальных групп. В журнал «Красная новь» Раскольникова как твёрдого большевика перебросили «на укрепление идеологической линии» издания. Эта необходимость, по мнению ЦК партии, была вызвана неустойчивой позицией тогдашнего редактора «Красной нови» Воронского.

Несмотря на своё противостояние с Воронским, Раскольников вполне дружески относился ко многим из тех писателей, кто был вхожим в круг журнала со времён Воронского. Он, например, давно был знаком с Сергеем Есениным и оставил в своих архивах немало интересных зарисовок о нём. В очерке «Сергей Есенин» Фёдор Раскольников, в частности, писал: «В начале 1924 года в наркоминдельский особняк на Штатном переулке, где я тогда жил, шумно и порывисто, как ветер, влетел Рюрик Ивнев и, не снимая пальто с меховым воротником, вытащил из бокового кармана сложенную вдвое тонкую тетрадку выстуканных на машинке стихов. Это был цикл новых стихотворений Есенина — „Москва кабацкая“. Рюрик Ивнев рассказал, что Есенин допился до зелёного змия и помещён друзьями в санаторий.

— Он близок к самоубийству, — с болью добавил Ивнев (…).