Красный нуар Голливуда. Часть I. Голливудский обком

Еженощно на протяжении четырнадцати с половиной месяцев посещая драйв-ин, где работала Клео, Трамбо так и не завоевал ее любовь – только доверие: от отчаяния он взялся было писать статьи о бесправном положении официанток. Когда Клео поведала, что собирается замуж, Трамбо нанял самого дорогого частного сыщика, повелев уличить счастливого соперника хоть в чем-нибудь. Ему повезло: соперник оказался двоеженцем. То ли безутешная, то ли разъяренная Клео сказала Трамбо «да». В их счастливой паре именно она воплотит моральный ригоризм, ассоциирующийся с коммунистами.

Бесси описал 320-акровое ранчо, купленное Трамбо в мае 1938-го за 80 тысяч (в конце 1940-х его придется продать за 45):

Вечерами прожектора освещали гигантские сосны, а обширная низина рядом с домом, оказывается, была вырыта бульдозерами: они отвели русло горного потока, соорудили запруду и создали искусственное озеро, предназначенное для купания троих детей Трамбо и его жены Клео (сам Далтон плавал редко). ‹…› Обычно он большую часть времени писал в ванне, сидя в ней, скрестив ноги, за письменным столом особой конструкции. Вода равномерно прибывала и убывала, так что ее температура не менялась; на этом же столе стояла внушительных размеров чашка, всегда полная кофе.

Трамбо держал двух коров, двух свиней, четырех лошадей, не говоря о собаках и коте Гомере. В апреле 1944-го он купил еще и дом в Беверли-Хиллз за 55 тысяч: трое слуг, теннисный корт, бассейн, фруктовая роща.

[Дом отца] выглядел совсем как Тара в «Унесенных ветром»: колонны и все такое. – Кристофер Трамбо.

Из числа гостей Трамбо лишь реакционера Флеминга посетило недоброе предчувствие. Иначе зачем бы он дал хозяину совет, как застраховать себя на черный день: дойди до самого конца твоего огромного поля, выкопай десятифутовый колодец, накрой его и оставь в крышке ма-а-аленькое отверстие; в первый день кинь туда один доллар, во второй – два, ну и так далее.

Трамбо принял совет за шутку.

Дороти Паркер, поймав наконец удачу в Голливуде (за пятнадцать лет ее заработки составят полмиллиона), немного обезумела. За одну только неделю 1934 года она заказала в Нью-Йорке белье ручной работы от Emmy Maloof (628 долларов 45 центов), в Лондоне – духи от Cyclax (80 долларов 3 цента), шляпку от Bullocks Wilshire (86 долларов 36 центов), и еще кружева, и еще шляпки, и еще, и еще, и еще. Ничего не только страшного, но даже экстравагантного в этом нет. Смущает одно – в том же году Паркер объявила: «Я – коммунистка».

Как ни банально это прозвучит, дозволив себе стать такими коммунистами, большинство из них рисковали творческими потерями. Некоторые даже отдавали себе в этом отчет. Бесси, заключив голливудский контракт, простится с Нью-Йорком «лебединой песней» на страницах New Masses:

Получив возможность ‹…› попытать силы в кино, я, так сказать, сам себя проверял. Поэтому хочу предупредить вас заранее, что если в будущем вы увидите на экране какие-нибудь из ряда вон скверные картины, то можете смело считать, что это я приложил к ним руку. ‹…› Всеобщее неприязненное отношение к Голливуду распространялось даже на тех, кто был на самых что ни на есть скромных ролях, и радикальный писатель, «продавшийся» Голливуду, как это сделал я, был таким подонком, какого, вероятно, не сыскать от Атлантического до Тихого океана: он был «голливудской шлюхой».

Статус «шлюхи» Бесси, ветерана Испании, не смущал, как и создание «из ряда вон скверных картин».

Когда Биберман, отсидевший в тюрьме и изгнанный из профессии, получил в 1953-м шанс снять независимый, открыто коммунистический фильм «Соль земли», его истерзал страх, что за годы в Голливуде он «разучился рассказывать о реальных людях в реальных ситуациях».

Страхи Бибермана были напрасны: он снял шедевр. Но, возможно, он был исключением из правил, а его коллег Голливуд «искалечил»: в конце концов, никто из них не снял свою «Соль земли». Впрочем, и шанс снять ее им не выпал.

Биберман, Трамбо, многие достойные люди смогли пожертвовать условным бассейном, но не поступиться принципами. Но не меньше было и тех, кто – представив себе расставание с вожделенными благами – предал своих товарищей. На словах все тяготились золотыми кандалами, но избавиться от них – пока все не зашло слишком далеко – не спешили даже те, кто в решающий момент между бассейном и тюрьмой выберет тюрьму. В конце войны документалист Лео Гурвиц обратился к единомышленникам с идеей создать некий кинокомитет для производства радикальных фильмов. Идеалиста поддержал один Лоусон. Мальц хмыкнул: «Экономический нонсенс».

Кому вообще нужен обком, идеологи которого исповедуют рыночный меркантилизм?

Глава 13 «Коммунизм – это американизм XX века». – Компартия как бульвар Сансет. – Голливудский фронт. – Товарищ Скотт Фицджеральд