Красный нуар Голливуда. Часть I. Голливудский обком

Горелика взволновал «Гамлет» Акимова (как и он, художника) в Театре имени Вахтангова – великолепное кощунство, радикальное даже по меркам Золотого века советского театра. Тучный принц орал монологи Призрака в пустой горшок, Офелия жила грешно и умирала смешно, утонув по пьяни. Хулиганство сочеталось с изысканным цитированием классической живописи. По возвращении Горелик разгромит спектакль в статье «Лошади Гамлета» (ноябрь 1932-го). Зато Элмер Райс, один из «королей» Бродвея, назвал «Гамлета» лучшим спектаклем, какой он когда-либо видел.

Эдмунд Уилсон, полемизировавший о свободе творчества с Эйзенштейном, восхищался в мае 1935-го «Пиковой дамой» Мейерхольда в ленинградском Малом оперном. В Москве он нашел родственную душу – князя Дмитрия Святополка-Мирского, литературоведа, белоэмигранта, английского коммуниста и возвращенца.

Дос беседовал с Пудовкиным и Чуковским. Стрэнд – с Довженко. Робсон – с Таировым: в Камерном театре шли пьесы Юджина О’Нила, роли в которых прославили Робсона: «Косматая обезьяна», «Негр» («Крылья даны всем детям человеческим»).

Посмотрев наш спектакль [ «Негр»], очень захотел сыграть эту [главную] роль Поль Робсон. Чтобы убедить Таирова, что он достаточно владеет русским языком, он как-то у нас дома прочитал монолог Бориса Годунова. Читал он прекрасно, действительно без малейшего акцента, великолепно чувствуя мелодику языка. – Алиса Коонен.

«Негритенка и обезьяну» Робсон смотрел в Театре для детей Натальи Сац, изумляясь самому факту существования (единственного в мире) детского театра. У Сац работала актриса Фрэнсис Уильямс, первая негритянка в парламенте Калифорнии (1948).

О музыке Робсон говорил с Михаилом Тухачевским, меломаном и скрипичным мастером: 41-летнему заместителю наркома обороны оставалось менее года до присвоения маршальского звания и менее двух с половиной лет до расстрела.

Аниматор Дэвид Хилберман учился в ленинградском Институте живописи, скульптуры и архитектуры. Но в СССР его привела надежда (она сбылась) на встречу с Горьким, самым читаемым в мире русским писателем.

[Горький] напоминал тянущийся ввысь тополь, высокий, и худой, и хрупкий; его лицо с большими моржовыми усами – бумагу, желтую, как древний пергамент. Казалось, что он вот-вот опрокинется. Но он говорил целый час о писательстве и литературных проблемах и держал свою аудиторию; какая-то внутренняя сила, казалось, поддерживает его. – Элла Уинтер, 1932.

* * *

Встреча с Эйзенштейном – обязательная часть программы любого паломника.

Клёрман и Кроуфорд в 1935-м представили ему Пола Стрэнда, гения, создавшего фотографию как автономный вид искусства. Он только что покинул кресло директора Кинофотодепартамента Министерства просвещения – «министра кино» – Мексики. Используя служебное положение, Стрэнд снял там фильм «Сети», революционный не потому, что речь шла о забастовке рыбаков, а потому, что простых людей – впервые в истории – играли простые люди.

В Москву Стрэнд привез шестнадцать мест багажа: всю свою технику. Он мечтал поработать ассистентом Эйзенштейна, который был младше его почти на восемь лет. Эйзенштейн посмотрел отрывок из «Сетей»: «Вы в большей степени фотограф, чем режиссер».

Встретившись с Эйзенштейном, загорелась режиссерской грезой Бурк-Уайт. В 1932-м она сделала почти дадаистскую фотографию Эйзенштейна, бреющегося «над» Нью-Йорком, в ее студии на 61-м этаже Крайслер-билдинг, и привезла ему манифест Experimental Cinema в защиту его авторского права на материал мексиканского фильма: Сеймур Стерн никому другому (почте – тем более) не доверил эту сакральную миссию.

В сотрудничестве с великим оператором Эдуардом Тиссэ, обучившим ее основам ремесла, Бурк-Уайт хотела создать киноаналог своего фотоальбома «Глядя на Россию». Вернувшись в Америку, она засыпала Тиссэ требованиями необходимого материала: хочу Магнитку, хочу Тракторострой. Тиссэ высылал пленки по официальным каналам от «Амторга» до «Интуриста», но фильм закончен не был.

Не состоялся и задуманный Эйзенштейном «Черный консул» – фильм о Туссен-Лувертюре, вожде единственной в истории негритянской революции рабов на Гаити (1791–1803). Левая Америка – и не только чернокожая – бредила гаитянским парадоксом: колониальное иго в первом независимом государстве Латинской Америки сменила гротескная тирания. Во времена диктатуры генерала Анри Кристофа (1807–1820), провозгласившего себя в 1811-м императором Анри I, Орсон Уэллс перенес действие «Макбета». О гаитянской революции писал один из самых влиятельных литераторов-коммунистов, сценарист Гай Эндор. Ею вдохновлялся О’Нил, когда брался за «Императора Джонса».