Дайс, чего с ним не случалось со времен разоблачений Темпл и Цыганки, снова стал давать поводы для смеха. В марте 1942-го он информировал вице-президента Уоллеса, что в руководимом им Совете по экономике военного времени работают 35 коммунистов. Историки полагают, что Дайс выполнял социальный заказ дельцов, чью тайную торговлю с Германией и Японией Совет начал прижимать.
Но обсуждать Америка принялась не коммунистов и не торговцев-предателей, а главного экономического советника Уоллеса — уважаемого социолога и экономиста, 60-летнего Мориса Пармели. По словам Дайса, он представлял особенную угрозу нации, поскольку посвятил одну из своих книг «Нудизму в современной жизни» (1931). Особенно насторожило Дайса то, что Пармели родился в Константинополе.
В подозрительном городе профессор родился по уважительной, даже образцово американистской причине: его родители были миссионерами. Но грех нудизма за ним числился. Прожив несколько лет в Германии, Пармели уверовал в натуралистское движение и возглавил Американское гимнософическое общество. Пропаганда нудизма стоила ему в 1938-м поста в Министерстве сельского хозяйства, перепутавшем нудизм с социализмом.
Заседания Конгресса пошли вразнос: каждый уважающий себя законодатель раздобыл экземпляр страшной книги и жадно разглядывал «под партой» фотоиллюстрации. Уоллес ответил открытым письмом Дайсу, назвав его самого «величайшей угрозой национальной безопасности» и общественной морали, а его речи — «достойными Геббельса». Уоллес отметил, что «Нудизм» вышел в респектабельном издательстве Альфреда Кнопфа и уже поэтому вряд ли является подрывным опусом, однако своего сотрудника не защитил: 19 апреля 1942-го Пармелин ушел в отставку, чувствуя себя преданным самым подлым образом.
Нудисты явно чем-то персонально обидели Дайса. В августе 1943-го шеф Департамента экономической войны потребовал — по представлению Дайса, — чтобы работавший там экспертом Бовингдон уволился по собственному желанию. «Танцующий печатный станок» отказался и был уволен, вызвав саркастические комментарии прессы.
Победу Дайсу омрачило то, что финансирование КРАД, которое благодаря скандалу с нудистами должно было пойти как по маслу, буксовало. В Конгрессе множились ряды его недоброжелателей. Лояльные прежде коллеги, припомнив регламент, возмущались, что Дайс отчитывается перед прессой, а не Конгрессом, Минюстом или вице-президентом. Подсчитав, что с июня 1938-го КРАД получила 385 тысяч, они задались вопросом, не слишком ли дорого обходится этот балаган. Республиканец Маркантонио заявил: полномочия КРАД ни в коем случае нельзя продлевать, поскольку антикоммунизм Дайса ставит его на одну доску с Муссолини, Лавалем, Петеном и даже — тут Маркантонио вроде как замешкался, но потом решился — даже с Гитлером. Стены Конгресса такого еще не слышали.
Сто тысяч Дайсу в январе 1943-го со скрипом, но выделили, продлив полномочия КРАД еще на два года. Последние два года.
И вот теперь Дайс растаял как сон: осталось поганой метлой вымести изо всех щелей его последышей. Публицист Вирджиния Гарднер писала о катарсисе, испытанном Америкой после ночи антикоммунистических преследований: такой же катарсис предстоит немцам. Эрл Дикерсон, уважаемый юрист, первый негр, избранный в городской совет Чикаго, окончательно убедился, что против объединившегося народа бессильны любые враги.
Позабыв марксистско-ленинское учение о роли личности в истории, презрев азбучную истину, гласящую, что политики воплощают не Зло и не Добро, а классовые интересы, красные ликовали. Кажется, им даже не приходило в голову, что дайсы приходят и уходят, а мощное антикоммунистическое и антирузвельтовское лобби остается, и у него к левым накопилось больше ненависти, чем у левых к Дайсу.
Они могли бы вспомнить об этом, когда в октябре Тенни провел двухдневные слушания о деятельности «Голливудской мобилизации писателей». Но что коммунистам потуги Тенни, скверной копии Дайса? Провинциальный анекдот на фоне столичных чудес. Лоусон привычно созвал на совещание в доме сценариста Пола Триверса тех, кому Тенни выслал повестки: сопредседателей «Мобилизации» Марка Конелли и Ральфа Фрейда — университетского профессора театрального искусства, Мальца, секретаря «Мобилизации» Полину Лаубер Финн, Солта, Фараго. И, конечно же, Мишу Альтмана, «злого гения» Тенни, чуть не затащившего его в партию.
Культ ФДР в радикальных кругах обрел почти стыдный характер: «отпетые красные» вели себя, как влюбленные гимназистки.