Красный паук, или Семь секунд вечности

– Я все понял и исчезаю, – поднялся с дивана Шустрый, – только хочу вам сообщить еще вот что. Ваш дядя – Николай Иванович Кондратьев – как раз жил и работал в этом самом номере, где мы с вами сейчас находимся – номер двадцать три. И именно здесь во время последнего эксперимента при загадочных обстоятельствах погиб мой отец – Шустрый Марк Глебович. А я тогда только собирался появиться на свет. Отец умер вон там – Валентин Маркович указал рукой в угол комнаты, – в том месте тогда стояла простая, железная кровать. Все это я узнал из протоколов допроса вашего дяди. Мне в свое время разрешили ознакомиться с архивами. И с тех пор я стал ездить сюда в отпуск. Не знаю почему, но меня за последние лет десять стало сюда тянуть, что ли? Я и отдыхал всегда в этом санатории в этом номере. Вот такая странность.

– Понятно, – Юрий Петрович внимательно смотрел на Шустрого, – знаете что, Валентин Маркович? Давайте после ужина продолжим воспоминания?

– Хорошо, – согласился, надевая на бритую голову древнюю панаму Валентин Маркович. – Спасибо, что выслушали. Теперь, вы хотя бы не будете думать, что я сумасшедший. Один последний вопрос, – остановился он на пороге, – а вам что-нибудь известно о чемодане с вензелем NT? Мне показалось, вы у автобуса держали в руках что-то подобное?

Юрий Петрович не успел даже сообразить, что ответить, как крик из ванной насчет апельсинового сока повторился.

– Все понял! Исчезаю, до встречи, – пробормотал Шустрый и скрылся.

– Начинается, – Юрий Петрович плотно закрыл дверь, – я даже не успел еще тетрадь до конца прочитать, а меня уже допрашивают о фибровом чемодане. Похоже, над переводом стихотворения мне придется работать в обстановке, приближенной к «боевой».

Юрий Петрович достал чемодан и положил его на стол, приготовившись открыть. Из ванной комнаты возникла Юлия Сергеевна в мини-халатике на голое тело.

– Где мой сок? Шагом марш в душ и быстро возвращайся, – скомандовала она, грациозно устраиваясь на свежих простынях, – и намажешь мне ноги кремом.

– Хорошо, – пробормотал Лукьянов, направляясь в ванную с чемоданом, – неужели все сказанное Шустрым – правда, и все так здесь и случилось? – пробормотал он, всматриваясь в очертания острова посередине маленького круглого озера за окном.

Юрий Петрович направился в душ и открыл воду для «конспирации».

– Хорошо, что есть розетка, – подумал он и быстро собрал схему.

– Ну, с Богом, – произнес Юрий Петрович и двинул рычажок реостата вперед.

Ванная комната моментально наполнилась розовым туманом. Юрий Петрович прижался к прохладному кафелю и стал наблюдать непонятное…

…Лейтенант НКВД Петров задыхался от ужаса близкой смерти. Ненасытная боль медленно заглатывала тело, и когда влажное удушье окончательно сплющило легкие, и последний вздох стал невозможен, смерть занавесила глаза кровавой пеленой. Иван Владимирович готов был издать последний вопль отчаяния, но в этот момент уверенная рука сдернула с его головы окровавленную наволочку, впустив в гортань теплый потный воздух.

Связанные за спинкой стула руки мешали Петрову сесть нормальным образом, и от унизительного бессилия он зашелся судорожным кашлем. Справившись с приступом, Иван Владимирович различил сквозь жгучую слезную завесу размытые очертания санаторного номера фигуру начальника особого отдела гарнизона майора НКВД Шустрого, развалившегося на кровати в мундире и сапогах, и заключенного Кондратьева, склонившего бритую голову над письменным столом.

– Живой? – послышался резкий возглас, отозвавшийся острой болью в затылке лейтенанта, – слава Богу. Вот тебе, Кондратьев, и полигон для испытаний! Действуй!

– Слушаюсь, товарищ майор, – отвечал заключенный Кондратьев.

– Вишь, какой живучий оказался, стервец. Обычно «морозовскую обработку» не многие выдерживают. Так вот, ты должен сделать так, чтобы Петров окончательно умер часиков так в семь утра. Договорились?

– Так точно, товарищ майор, – отвечал заключенный Кондратьев? – постараюсь.

– А я, пожалуй, вздремну, а то измотался за эту неделю: кругом одни диверсанты и саботажники, – комкал подушку Марк Глебович. – Еще полный подвал работы ждет!

Тучи спрятали последний кусочек Солнца и стали розоветь.

– Импульс смерти, говоришь, – бормотал полусонный Шустрый, – очень романтическое название! Значит, посылаем по радио сигнал и ку-ку! Целуй прохожих. И никаких следов. Впечатляет. Но запомни: главное, чтобы у тебя все получилось, а то я тебя без всякого радио укокошу: поджарю – просто на костре, и сам умрешь в муках.

Николай Иванович посмотрел на закат.

– От меня еще что-нибудь надо? – осведомился Шустрый. – Нет? Тогда мне – отбой.

И через минуту Марк Глебович, отвернувшись к стене, спокойно засопел.

Кондратьев с ненавистью посмотрел на бритый затылок офицера НКВД, затем заскрипел стулом, защелкал переключателями и заполнил комнату фиолетовым туманом.

– Пощади, – еле слышно просипел лейтенант Петров, пытаясь подтянуть длинные ноги в грязных сапогах, – Коля, пощади меня…