Красный снег

– Третья. А у нас было две. Мне, еще когда мы тушить кинулись, подумалось – откуда стекла под подоконником, если лампа со стола упала? Глядите. – Он оперся на руку Волошина, стащил валенок – на левом носке, на ступне, проступило темное пятно. – Напоролся на осколок, когда мы с вами внутри скакали. Потому и под окнами после на четвереньках ползал. Следы я искал.

– Нашли?

Маршал кивнул, вытащил из кармана пальто блокнот, пошелестел страницами, сунул под нос Волошину.

– Вот! Узнаете? Те же следы, что мы с вами обнаружили в роще около дома Симановых. Все сошлось, до гвоздика. Сапоги или ботинки. Кто-то бросил через окно лампу и запер ставни – мы же с вами их не закрывали. Этот кто-то участвовал в убийстве Симановых. И этой ночью он снова был здесь. Вот такая история.

– Но почему не закрыл дверь? Там и надо-то было крючок накинуть.

Маршал пожал плечами. Загадок хватало, всего-то одной больше.

– Так что же мы стоим? – всполошился Волошин. – Он же и сейчас еще тут! Надо же сыскать мерзавца! Всех согнать на площадь!

– Чего их сгонять-то, Карп Савельевич. Вон они все. – Маршал кивнул через плечо. – Вся деревня здесь. И все в валенках.

Волошин привстал на цыпочки, всматриваясь, – мужики сгрудились толпой, молча курили, хмуря закопченные лбы. Бабы, растащив поленницу, расселись на чурбаках, будто галки, перевязывали платки, тихо переговаривались, обсуждали произошедшее. Сколько можно было разглядеть – все в валенках.

– Стало быть, по избам надо пройти!

– Бросьте, Карп Савельевич. Мы с вами неделю потратим, пока каждый погреб облазим. Как только у первого начнем искать, убийца сообразит и избавится от обуви.

– Так что же делать? – Следователь сник.

– Что и до этого: наблюдать. И помалкивать.

* * *

Когда красное солнце подкатило к полудню, уехали Николай Боровнин и Василий Худалов. Илья вызвался отвезти их на станцию, вместе в шесть рук они запрягли мохнатого Орлика. Мать перекрестила Николаю лоб, тронула сухими губами. Тот натянул шапку, бросил в сани протянутый матерью узелок, поднял воротник новой дохи и, потопав валенками, сбивая с них снег, сам завалился на сено рядом с Худаловым. Щелкнули по тощим бокам вожжи, и сани выкатились за ворота, оставив старуху одну. Она долго стояла, глядя на санный след и не вытирая катящиеся по морщинистым щекам слезы.

А еще раньше из деревни ушла Степанида Лукина. Никем не замеченная, вышла из своего маленького домика, не замкнув дверь, чуть постояла, глядя на темные окна, и пошла по узенькой стежке, в обход огородов. Поднялась на пригорок, откуда обозрима была вся Поповщина, оглянулась на деревню, задержала взгляд на черном церковном кресте, помедлила с минуту, будто прощаясь, заправила под платок непокорную прядку, поклонилась в пояс спящим домам – и ушла.

* * *

25 февраля 1912 года. Санкт-Петербург, больница Святителя Николая. 0 часов 52 минуты

Пациент отложил книжку. Вчера профессор подсунул ему сочинение господина Достоевского с несколько сомнительным в данных обстоятельствах названием – «Идиот». Читалось Пациенту в этот раз трудно – то ли главный герой не пришелся по душе, то ли витиеватость писательского слога была сложна для неокрепшего сознания, но перерывы в чтении делались много чаще. Подошел к окну – дегтярная балтийская темень, только у ворот больницы поплясывает на ветру желтое пятно одинокого фонаря, поблескивают в неровном свете вихрящиеся снежинки. А шаг влево-вправо – и пропадает весь мир в непроницаемой черноте. То ли есть в ней что-то, то ли и вовсе одно ничто – оступишься, провалишься и будешь лететь неведомо куда всю жизнь оставшуюся.

Пациент вздохнул, подошел к двери, выглянул в коридор. Делал он так уже в третий раз за час и раз пятнадцатый за день. Ничего нового в коридоре он увидеть не ожидал, его просто радовала появившаяся возможность – открывать дверь. Изменение это в его режиме появилось вчера, после разговора с взволнованным ограбленным профессором. Петр Леонидович вернулся минут через тридцать после той беседы, как обычно, отпер дверь своим ключом, уселся напротив. Хотел было, как обычно, протереть пенсне, чертыхнулся на треснутую линзу и сказал:

– Вот что, любезный мой Пациент. Мне кажется, что пришла пора перестать вас держать под замком. Нет-нет, не пугайтесь, я вас не выгоняю. Для этого время еще не наступило. Но запирать вас больше не имеет смысла. Ведь так? Вы никуда не сбежите?

– Куда же мне бежать, доктор? К кому? Нет уж, вы мне обещали выяснить, кто я, и я буду ждать, пока вы обещание исполните.

– Вот и ладно, – Петр Леонидович хлопнул по коленям, – так и порешим: закрывать дверь я больше не стану, персонал предупрежу, что разрешил вам прогулки по коридору и в саду. За ворота пока без меня не выпущу, извините.