Красный снег

— Что ты свет не зажигаешь? — услышала она голос отца.

— От плиты видно…

— Кипяток принеси, липу запарь.

— Счас принесу.

Подала кипяток с заваркой — и опять на кухню. Подкинула угля в плиту. Из открытой дверцы пахнуло жаром. Стеша села на низкую скамеечку. Тепло разморило. Сквозь дрему она слышала обрывки разговора:

— Установите связь с сотником… нам нельзя портить отношения с властями Украинской республики. Я был в Киеве, мне удалось повидаться с интересными людьми… они желают сотрудничать с нами…

Стеша засыпала. В сгустившихся сумерках плита казалась багровым закатом.

— Спишь, Стешка? — разбудил ее голос отца. — Пойди постели Николаю Карловичу… на своей постели, сама тут ляжешь. А я пойду на ту половину…

Стеша медленно соображала, что он от нее требовал. Она слышала, как за ним закрылась наружная дверь. «Куда-то, он говорил, надо идти?..»

— Трофим — верный человек, — послышался чужой голос и напомнил о приказе отца.

Светилась лампа.

— Мы тоже на покой, — сказал Фофа при ее появлении.

Остался тот, новый. Не глядя на него, Стеша взялась разбирать постель. Одно одеяло и подушку отнесла себе на кухню. Чувствуя, что за ней неотступно следит чужой человек, она притворилась, что ничего не замечает.

— Хорошо, умница, — похвалил он ее.

Стеша промолчала.

— Одна у отца?

— Будто так, — ответила Стеша.

— Трудно жить в стороне от людей, — заговорил он ласково. — Хочешь, я увезу тебя в большой город?

Не ответив, Стеша спешила постелить.

— С отцом мы договоримся, — продолжал он тише, — он не станет возражать… Я слышал, ты стираешь белье военнопленным. Работа тяжелая, неблагодарная. Я могу предложить тебе лучшую.

«Или с отцом они уже договорились?» — холодея, подумала Стеша.

— Не бойся меня, — сказал он, приблизившись.

Стеша видела его ноги в белых, обшитых красной юфтью валенках.

— Слышишь меня? — Он взял ее за руку.

Стеша вырвала руку и метнулась к двери.

К отцу она не постучалась, а побежала вдоль линии к станции, где, ей казалось, можно спрятаться и переждать, пока что-то изменится. Что именно должно измениться, она не могла постигнуть.

10

Дитрих выпил воды. О выбежавшей на мороз девчонке он не думал. Уже неделю его мучила бессонница. Поездки совершенно измучили его.

Он прикрутил фитиль, вернулся к кровати и лег. Попытался закрыть глаза и уснуть. Это ему не удалось. Он стал считать: одиннадцать, двенадцать, тринадцать…

Все равно вмешивались назойливые воспоминания.

«Нет, сна не будет, — подумал он, услышав, как в соседней комнате басовито храпят. — Ужасно…»

Все старо и мерзко. Эти храпуны думали поставить рудник перед катастрофой. Как же, без нас все погибнет! Никто не в состоянии отрешиться от прежних представлений. В тиши кабинетов продолжают говорить: «Капитал не пахнет Рейном, Сеной и Волгой. Капитал — самостоятельная река. На Западе, слава богу, придерживаются этой точки зрения и живут…» А в России — нет! Капитал — ничто, с ним надо прятаться. На даче Лесина комиссары реквизировали все золото в монете, слитках и песке. Состоятельные люди переправляют ценности куда угодно, лишь бы сохранить. Вспоминали о существовании старых друзей и прятали у них шкатулки и ящики. Страх остаться нищим чему только не научит…

…Дитрих выехал на Юг специальным поездом, предоставленным руководством профсоюза железнодорожников — Викжелем — дружественным горнопромышленникам. Акционеры Продугля, перепуганные событиями в Петрограде, поручили ему выяснить обстановку на Дону, в Киеве и Донецком бассейне, способна ли окраина пойти против большевистской столицы, какая финансовая поддержка нужна Каледину и Центральной Раде и как дальше можно с ними сотрудничать. Миссия важная. Дитриху раздобыли пропуск. Все же заодно он решил захватить и что-то «свое» — золото и драгоценности в ящиках с надписью: «Динамит». Верные люди у Дитриха были только на Юге.

За окном вагона мелькали заснеженные леса. Как на рождественских картинках, стояли припорошенные ели. На станциях бабы торговали лепешками. Станционные служащие провожали поезд зелеными флажками. Вооруженных рабочих и красногвардейцев, встречающихся на каждом шагу в Петрограде, не было видно. Окраинная Россия как будто жила другой жизнью.

Дитрих приехал в Новочеркасск на третьи сутки. В тот же день он отправился в атаманский дом на проспекте Платова, где помещалось Донское правительство. На всем пути от станции до проспекта видел спокойно и мирно настроенных прохожих. Только на Соборной площади встретился отряд лихо скачущих казаков с пиками, шашками и карабинами. При виде их извозчик сказал:

— Радуются, на фронт не пошлют.

— А что же, войны теперь не будет? — спросил Дитрих.

— И с кем? Не вырос еще супротив казака солдат!

Дитрих поглядывал на широкую спину извозчика, едва помещавшуюся в скорьевом тулупчике, — силен, а хвастлив. А может, вызывал на откровенность, желая выведать новости о Петрограде? Дитрих промолчал. Возле атаманского дома расплатился с извозчиком керенкой.

— Тож, говорят, деньга, — сказал тот, брезгливо плюнув.