«Боится встретиться с солдатами, — подумал Кодаи. — Корчит из себя таинственно-значительную личность. А мне надо жить с солдатами…»
Шандор Каллаи пошел мелкими шажками, стараясь не производить шума.
Со вторым пришельцем, замеченным Пашкой при возвращении домой, произошло иначе.
Расставшись с Шандором у первых домиков поселка, он направился к расположению варты. В поселке тихо и пустынно. Можно шагать уверенно, размашисто, хотя, конечно, выбирать затененные места. Нелишне оглянуться, не идет ли кто следом. Осторожность никогда не помешает. Был он в короткой пехотной шинели, в шапке-ушанке, сдвинутой назад, несмотря на мороз, в добротных, больших по размеру сапогах, какие всегда выбирал опытный солдат, чтоб можно было подмостить хорошую стельку и намотать портянку потеплее. Заросшее трехдневной щетиной лицо было неузнаваемо черным. Он и хотел остаться неузнанным.
А хотел потому, что в Казаринке его мог узнать каждый: Гришка Сутолов, бывший артельный учетчик, родной брат нынешнего советчика Петра Сутолова. Любая встреча не сулила ему ничего хорошего, так как по Казаринке ходили рассказы, будто Гришка, переметнувшийся на службу к Каледину, обещал явиться во главе конного отряда и в один момент кончить «советскую ерунду», а зачинщикам, в том числе и брату Петру, «посрубать головы». На этот раз в Казаринку он явился не карателем, а разведчиком. Еще приказал ему Черепков своровать на варте хорошего коня и проскакать с гиком и шумом по улице, чтобы узнали шахтеры, что им недолго осталось боговать со своей «задрипанной властью». Для Гришки это было пустяком, он не сомневался, что сделает как надо. Чего тут мудрого — узнать о поселковой обороне? Да и есть ли она? Ходит, наверное, по улице потешный отряд, вооруженный берданками. А постов они, наверно, не выставляют — никто не встретился от самой окраины поселка. Где-то промелькнул одинокий человек, да и скрылся. Можно было подойти сюда конницей и ударить среди ночи, когда все сидят в подштанниках. Черенков чего-то не решается.
Увлекшись раздумьями, он перестал беспокоиться об опасности. Издали был виден свет в штейгерском доме. «Там, должно быть, Совет и брат Петр…»
— Давно не виделись… — с ненавистью прошептал Гришка.
Ему вспомнилось, как месяц назад, на побывке, говорил с отцом о Петре.
— Зря ты на него зло вообразил, — сказал отец. — И он на тебя такое же… А что получится? До крови может дойти.
— Иначе и быть не может, батя.
— Зачем вам такое?
— Не признает он во мне человека. Понимаешь, говорит: холуй ты, а не человек. Все холуи скверны, потому что приспособлены к угождению. А я горбом и кровью заработал себе прапорщика. Не имеет права ругать меня холуем!
— То ить люди любят обзывать, — тихо сказал отец. — Все от злости. Бывает — от добра. Нас-то по-уличному как называют? «Каратели». А почему?.. Длинная это история, но уж так зашло — нельзя не рассказать. Тетка твоя Глашка, которая у нас жила до самой смерти, сильно провинилась перед богом и родителями: без венчания сошлась с Матвеем Гривастым. Матвей вскорости на всех нас сильное зло заимел: не отдали мы ему Глашкиной десятины за Лысой горой. Хвалился поджечь. А я, помню, сказал ему прилюдно: «Гляди, Матвей, покарает тебя бог за все грехи. Глашку, неразумную, сманул, теперь нам грозишься — обязательно покарает». А тут на другой день гроза случилась — и молнией его…
— Известно это, батя, — перебил Гришка. — К чему ведешь?
— А ведь покарал, выходит, его господь. А мы стали «карателями». Скажи, справедливо?
— А мне быть холуем справедливо? — вскричал Гришка.
— Походишь… И ты — при жизни, и — Петро.
— Нет, батя, по другой линии оно еще пошло — Петрова судьба откололась от нашей. Смутное время началось, а он, не нажив чинов при старой власти, норовит подзаработать их у новой. И получилось так: мне быть — Петру не быть, ему быть — мне со свету уходить.
Смаргивая слезы, старик изумленно, со страхом глядел на сына. Молча отвернулся и пошел, вобрав голову в плечи. А что он мог сказать в ответ?
Гришка бросил вспоминать, вернувшись к делу. Прижимаясь к кустам, он двинул к сараю, где варта держала коней. Надо подойти незамеченным, продрать дыру в крыше, влезть, найти седло и выскочить на коне из дверей. Все ведь известно о постах и хозяйстве этой варты, как и других варт и куреней, расположившихся постоем вдоль границы Области Войска Донского. Черепков показывал карту, полученную из Новочеркасска, с подробными пометками, где и как размещались части Украинской республики. К карте придана бумага: «В столкновения не вступать». Но какое же это «столкновение» — увести коня? Судя по всему, у Каледина и Рады — все общее…
Гришка быстро пошел. Отсутствие часовых придавало ему уверенности. «Тоже воинство, — подумал он о враге, — наелось вареников и почивает…»