Красный Треугольник

Нежно распахнув пластик, старуха втянула костлявым носом аромат, бережно подцепила кусочек и вернула остальное.

– Оставь, тебе еще много чего…

Тимур механически сунул еду в карман:

– Я могу идти?

– Глупый мальчишка, – вдруг по-доброму буркнула бабка.

– Что, простите?!

– Зачем ты пришел?

– Купить кое-чего для офиса… На это всех ловят?

– Каждому свое… Погоди-ка, так ты купец?

– Да какой купец, менеджер отдела закупок.

Таможенница вытаращила глаза так, что серые зрачки выкатились наружу, и только выжала:

– Значит, ты?..

Что хотела сказать, осталось неизвестным, потому что занемогла от хохота так, что шевелюра затряслась одуванчиком. Кое-как успокоившись, она отерла сопли и заявила:

– Так тому и быть.

– Уважаемая, помогите мне в виде исключения. Вы же здесь все ходы знаете. Помогите, мне домой охота. А я уж отблагодарю…

Таможенница опять посмотрела волком:

– Каждому свой удел. Что поищешь – то и сыщешь. Теперь уходи.

Дверь таможни захлопнулась с оскорбительным грохотом.

Оправив ремни, как заправский лейтенантик, Тимур двинулся на показ Машке.

Но ее нигде не оказалось. Ни за кучей щебня, ни в других уголках двора. Тимур тщательно обыскал и облазил все. Бешеная исчезла бесследно.

33-й до Эры Резины

Краски неба указывали, что дело идет к вечеру, а там и Ночь близится. Куда делся отважный Салах? Не в ее характере бросить начатое на самом интересном месте. Может, понадеялась, что старуха-таможенница смогла его отпустить? А может?..

Догадка, простая и страшная, шарахнула так, что Тимур бросился бежать не раздумывая, правильно ли он поступает или лучше поберечь шкуру. Он не помнил дороги, надеясь, что интуиция выведет.

Маяком служила кованая вывеска.

Сбавив темп, Тимур огляделся, повторяя манеру Йежи и Машки, но подозрительного не заметил, или не смог, а потому выбрал оружие главного калибра – внезапность. Тишайше подобраться, и… Дальше он просто не представлял, что будет делать. Застегнул шлем и прокрался к ближнему окну, покрытому слоем коричневой краски, на каждом шагу проклиная скрип новеньких сапог.

Отбитое стекло показало, что его ждет. В логове по-прежнему было сумрачно, пространство цеха разграничивали металлические стойки в стиле «северный модерн», с завитушками и лепестками. На них опирались металлические балки с кронштейнами. Средства для подъема тяжестей не пустовали, а поддерживали коконы из черной резины. Каждый болтался на цепях, как в люльке. С одних капала мутная жижа, другие сонно покачивались.

Стая глаб сбилась в плотную кучу, сверкая голыми задами. Под общий труд напевалась песенка, вернее, хоровой мотивчик без слов, какое-то эстрадное старье про миллион алых роз. Что интересно: все шестоколы были мирно собраны в пирамидку.

Заскрежетала цепь, поднялось голое тельце с задранными на кандалах руками. Жертва была худощава, выпирающие бедра и острые грудки казались игрушечными, черные пряди криво остриженных волос торчали иглами.

Тимур бешено сжал кулаки: все-таки опоздал, глабы нашли ее и отомстили. Пока примерял проклятую форму, Машку оглушили, притащили сюда и уже разделали: по тельцу бежали тонкие кровавые ручейки.

Бегемотицы выстроились в хоровод и затянули новогоднюю «елочку», которую Тимур люто возненавидел. Руководила все та же тетка, как жезлом размахивая шестоколом.

Что из оружия у него? Шокер с парой зарядов. Для отчаянной мести слишком мало. Тимур оглянулся, ища что-нибудь подходящее. Под ногами нашлась ржавая крышка от варочного чана – вполне сойдет за щит, а на меч смахивал железный лом с расплющенным цевьем. Снаряжение тяжеловато, но махать можно, а для предстоящего боя, короткого и бессмысленного, большего и не надо. Отомстить не за Машку, а за себя. И пусть, как у них тут говорится, его «отпустят», но он размозжит парочку голов за то, что жизнь его пошла прахом, за все страхи и унижения, которые он испытал. На душе стало легко и празднично, так что будь что будет. Он перестал бояться, словно уже умер.

Стая как раз выстроилась рядком – для внезапного нападения лучше не придумаешь. Подняв лом, как карающий меч, Тимур бросился с воплем Ахилла, штурмующего Трою.

Глабы повернулись на крик: прямо на них несся пришлец лютый, с перекошенным лицом и железной дубиной, которой нещадно колотил в громадную крышку.

Пока глабы придут в себя, пока кинутся к шестоколам, будет несколько секунд, чтобы нанести максимальный урон. Потом неминуемо придется отступать, они загонят в угол и разделают подчистую. Сдаваться и висеть живым на цепях не будет. Каким бы коротким ни вышел последний бой, жирные запомнят его надолго, в страшных легендах будут передавать и худеть от ужаса. Так он решил, так и будет.

Тетки стояли как вкопанные, выпучив желтые глаза. Противник Тимура, видимо, испытал глубочайший шок.

Лом раскручивался для героического удара, как вдруг стадо слоноподобных рухнуло на колени и припало к земле, ну не дать не взять – крепостные перед грозным барином, а будут их карать или миловать – на то воля барская, все готовы снести с покорностью. Враг сдался, только холмы задниц торчат.