А так пришлось вспоминать самому и наскоро передавать товарищам навыки ухода за тяжелоранеными - внешне простые и незатейливые, но требующие известного терпения и такта. Как, к примеру, накормить того, кто не может глотать? И десятки, если не сотни иных "как"…
И потянулись дни, наполненные рутинной, изматывающей, грязной работой - без видимого результата. Поначалу, без устойчивой связи с внешним миром, а теперь уже - когда первой новостью, вместе с корзиной с продуктами стало известие о вторжении пиктийцев - и без надежды на счастливый исход.
Их Императрица - кол осиновый ей в лоно! - поправ все договоренности и традиции, без объявления войны, отдала приказ собравшимся на Большой Смотр войскам перейти роденийскую границу.
Хранитель Ума разрывался между поисками причин поистине эпической неудачи с Замещением, помощью в уходе за телом Владыки и рутинной работой по восстановлению артефактов, в массовом порядке поступавших из действующей армии. Погано, стоит отметить, действующей… Огрызаясь, вырывая куски из плоти вторгшейся орды, роденийцы откатывались от границы все дальше и дальше на восток. Теряя села и города, шахты и мельницы, а главное - теряя людей в отчаянных, но малорезультативных контратаках.
Призрак крушения столь тщательно выстроенного мира, привычного и единственно возможного уже не таился по темным углам - он властно выступал из тени. Лишая мужества, разрывая душу, иссушая разум в бесплодных попытках поиска,… нет, не выхода из немыслимого положения, а хотя бы причины случившегося.
"Потянешь за стебель, оборвешь течение соков истины. Докопаешься до корней - обретешь истину целиком", - голос Владыки, воспоминание об одном из бесчисленных уроков, прозвучал в сознании Верховного Хранителя Ума столь явно, что чуть не превратил в прах успехи в излечении Недреманного Ока.
"Неужели все эти дни я тянул за стебель? Как глупейший из подмастерьев… - кратко озаренный светом мудрости Владыки, разум Хранителя преисполнился теплом и благодарностью. - Спасибо, Учитель!"
Часть этого тепла досталась и Совести, доверившемуся рукам и искусству целителя. Око вздрогнул и открыл глаза в тот момент, когда Ум снял руки с его головы.
- Благодарю вас, и… вновь прошу простить мою несдержанность, - речь исцеленного текла ровно, а лицо больше не отражало напряженную борьбу с болью, - если это возможно.
Выразив согласие коротким кивком, Хранитель не сдвинулся с места, погружая разум в воспоминания о мельчайших деталях неудачного ритуала. Но, на этот раз, он двигался не от начала к концу, а от финала к самому моменту прибытия в Зал Замещения. Двигался, отбрасывая явное и заметное, сконцентрировавшись на деталях - самых малых и несущественных. Восстанавливать пришлось все: колебания воздуха, длину языков пламени в светильниках…
Он стал Залом, заполнив сознанием пространство, касаясь каждой трещины в камне, каждой раковины в бронзе, малейшей неровности дерева и неравномерности плетения ткани. Не осознавая того, Ум сделал шаг, затем - второй… шаги становились шире, и вот уже он описывает расширяющуюся спираль от центра зала, останавливаясь над каждой вещью, мельчайшим элементом интерьера и декора. Впитывая все то, что вещи могли рассказать о событиях недавнего прошлого.
Честь и Совесть старались не мешать работе товарища, будучи обременены иными обязанностями, важнейшие из которых - поддержание жизни в оболочке Владыки, и выматывающая зарядка артефактов. "Все для армии! Все для победы!" - обычный для роденийских глашатаев призыв звучал сейчас как нельзя актуально. С каждым новым шагом Верховного Хранителя напряжение в зале нарастало, начав, в конце концов, чувствоваться почти физически.
Понимая, что не просто присутствуют при действе, смысла которого они пока не осознавали, но ощущали его важность, казалось, не только разумом, но и порами кожи, два адепта Триады старались не вставать на пути Ума, ловко избегая не только столкновений, но и прикосновений, инстинктивно опасаясь, что растущее напряжение будто молния найдет дорогу от плоти к плоти, и тогда…
Представлять что будет в этом воображаемом "когда" не хотел ни один из них.
Хранитель Ума разматывал клубок воспоминаний места, силясь найти тот узелок, что - "Был! был! был!" - постоянно ускользал от внутреннего взгляда, словно размытое, полустертое почти до нечитаемости место на старинном свитке. Словно маленький камушек - "Плоский такой, с дыркой посередине… и нацарапанной по кругу надписью…" - в невысокой и бледной весенней траве.
"Камушек в весенней траве - оброненный, и так и не найденный тобой…"
- Видишь этот камень? - спросил откуда-то из-за спины голос Владыки.
- Да, Учитель! - казалось бы, откуда взяться щенячьим ноткам у битого жизнью и супостатами военного лекаря пластунской кампании? Так нет же… он только что не повизгивал от восторга.
- Возьми стилос, и нацарапай на нем свое имя. Так глубоко, как сможешь.
"Да, я смогу! Я насквозь процарапаю этот камень, если того хочет Учитель!"