Вайдуриам, больше известный как "подмигивающий камень", называемый также по-глорхски "кошачьим глазом"… Он тверже кварца и структура его кристалла - иная. Неужели все дело в созвучии названий и сходстве цвета минералов? В путанице, вольной или невольной, допущенной мастером, помещавшим камень в оправу? Или то была не путаница? И откуда мастер мог знать глорхский язык?
"Причина болезни содержит в себе половину пути лечения, также как правильно заданный вопрос заключает в себе половину ответа", - чеканные строки "Большого поучения" Владыки прозвучали вслух под сводами Зала Замещения.
Ум видел решение - не многоходовое и изящное, как партия в "смерть короля", а прямое и грубое, подобное меткому попаданию битой в горку бирюлек. Прямое, грубое и смертельно опасное. Лекарство - способное убить не пациента, отнюдь нет, но уничтожить лекаря. В прямом смысле. Испепелить, развеять прах…
Пыль.
Тлен.
Небытие.
"Ты ошибся, Учитель, когда говорил, что этот поиск - последний для отставного пластуна. Теперь я пойду выручать тебя,… командир".
Неожиданно, на правое плечо Хранителя легла тяжелая рука Чести, а спустя мгновение, к локтю левой руки прикоснулась узкая ладонь Совести.
- Я с тобой, Ум… ведь ты нашел выход? - низко прозвучало справа
- Располагайте мной, как сочтете возможным, Хранитель… - еле слышно прошелестело слева.
- Обещаете, что выполните любое мое распоряжение? - подвоха в вопросе Ума не почувствовал ни один из предложивших помощь.
- Да… обещаем, - прозвучало в один голос.
- Честь, отдай мне свой кинжал… а лучше - не весь, а только рукоять. Что, не отвинчивается? Отрывай к херям… Камень в навершии разрядится? Так не разрушится же… Спасибо! - Верховный Хранитель благодарно поклонился, приняв из рук Зерцала вырванное с "мясом" медное яблоко навершия, с тускло мерцающим в нем волосистым кварцем - "кошачьим глазом".
- А теперь, - голос Ума обрел металлические нотки, не подразумевающие возражений, - настоятельно прошу вас, друзья, покинуть меня… и этот зал.
И было в его облике в тот момент нечто столь убедительное, что оба Адепта Триады, к которым он обращался, повернулись, как по команде и направились в сторону выхода. Только у самой двери, они переглянулись и, обернувшись к Верховному Хранителю Ума, отдали воинский салют - будто провожая товарища на смертельно опасное задание.
Дождавшись, когда тяжелая двустворчатая дверь закроется за ушедшими, Хранитель повернулся лицом к ложу Владыки и принялся выцарапывать на совесть закрепленный в яблоке кварц. Обломав пару ногтей до мяса, он все-таки извлек камень из медного шара и утвердил его в сложенных лодочкой ладонях.
И зазвучала песня без слов, с каждой новой нотой которой кристалл все больше и больше наливался сиянием, идущим из самой его глубины - кажущейся бесконечной. Руки нестерпимо жгло. Усилием воли подавив охватывающую тело боль, Ум продолжал петь. Продолжал даже тогда, когда из камня к потолку вырвался столб света, отражение которого накрыло и поющего и тело Владыки. Продолжал, не обращая внимания на нарастающую лавиной, режущую боль в глазах, словно кипящих под напором света. Только в самом финале, в момент обрушившегося на него понимания того, что вот оно - свершилось! - Хранитель отпустил собранную в кулак волю и тихо прошептал: "Больно-то как… мама…"
От резкого удара обе створки двери в Зал Замещения распахнулись настежь, и на свет перед изумленной охраной и застывшими в ожидании Оком и Зерцалом появился Владыка. Обнаженный, он прихрамывал на ушибленную ударом о дверь ногу, а на руках его покоилось тело Верховного Хранителя Ума.
Запрокинутая голова Хранителя уставилась в потолок пустыми, будто опаленными, впадинами глазниц, лишенными век, а из уголка рта стекала тонкая струйка почти черной крови.
С мучительной гримасой, Владыка опустился на колени перед собравшимися и бережно положил на пол тело Ума. А когда он поднялся, в желтых глазах его плескалась невыразимая боль и звериная ярость, да такая, что подскочивший не вовремя с плащом на протянутых руках стражник упал без чувств, столкнувшись с взглядом повелителя шестой части известных людям земель.
- Лекаря! - негромко приказал Владыка, и от голоса его повеяло не холодом, нет… чем-то запредельно страшным повеяло. - Ему - лекаря, мне - доклад… как вы тут жили без меня… товарищи.
Глава 4
Серая пыль, вечная спутница роденийских дорог и их же проклятие, скрипела на зубах и оставляла во рту соленый привкус. Или не оставляла? - соль чувствовалась постоянно, а происхождение ее оставалось неясным. То ли это кровь из распухшего и изрезанного об обломки зубов языка, то ли начинает проявляться тихое помешательство. Интересно, покойники сходят с ума?
Еремей Финк перестал считать себя живым месяц назад, когда принял бой на перекрестке дорог у безымянной рощицы. Двое их осталось, из всего отряда, остальные так и легли в землю без похорон и отпевания. Они теперь не живут, так можно ли самому быть живым?