Красный волк

Ун захотел бросить в лицо Варрану имя пробабки, которую тот – хотел того или нет – а позорил своими выдумками, но не смог его припомнить. О ней вообще мало что сохранилось. Вроде бы она умерла совсем молодой, не то в родах, не то заболев чем-то во время одного из походов прадеда. Не стоило ему постоянно брать ее с собой.

Вместо имени, Ун показал Варрану кулак и прошипел:

– Ты сейчас стоишь на своих двоих, только потому что я тебе должен за вчерашнее. Не смей больше так даже думать о генерале!

– Не буду, господин Ун. А брат деда тогда был совсем мал! Что он мог понимать?

Ун обернулся. Господин Кел-шин смотрел на них с любопытством и легким удивлением, но ему хватило столичного такта не продолжать эту тему.

– Ну, недоразумения случаются. Не стоит на них зацикливаться, – он встал со стула, повел плечами, выпрямляя спину. – Меня, к сожалению, сегодня ждут у городничего, нельзя опаздывать. Но мы с тобой, Ун, обязательно должны съездить на охоту. У серой балки видели огромного черного кота. Надо бы собраться в ближайшие дни, а то, говорят, скоро южные дороги перекроют черт знает насколько. Текка, – он повернулся к ведьме, – с нетерпением буду ждать нашей следующей встречи.

Если Око и замечала, что он все еще здесь, то не подавала вида.

Уну тоже ничего не хотелось говорить. Он покраснел от стыда и за сказки Варрана, и за собственную несдержанность – надо было просто посмеяться над глупыми россказнями и не предавать им такого значения. Мало ли кто и что болтает? А что теперь подумает господин Кел-шин? В растерянных чувствах он проводил гостя до калитки, сбивчиво попрощался, все сильнее и сильнее чувствуя усталость и злость, и пошел в дом.

Проходя через утопающую в полумраке общую, он услышал бормотание и остановился, наконец-то немного придя в себя. Нотта лежала, повернув голову на бок, и улыбалась. Столько времени прошло, а ему все еще было непривычно видеть девочку живой и по-своему «здоровой». Та смертельная болезнь и полнейшее беспамятство подходили ее худому телу больше, чем показное младенческое любопытство, из которого ей не дано было вырасти.

– Привет, Нотта, – сказал он и по привычке сунул руку в карман, ища монетку. – Ну и денек. Сейчас я тебе покажу...

И тут его настигло неприятное, запоздалое осознание. Ун медленно вытащил пустую руку из кармана. Вот в чем причина! Вот источник всего!

Слабость.

Каждый день сюсюкается с этой Ноттой, как будто она ему сестра, позволяет Никкане фамильярничать, почти как с родным сыном. Какое тут будет уважение? И не только к нему, но и к прадеду. Да, норны верны, но даже они начинают забывать о своем месте, если позволять им слишком многое.

Слабость и бесхребетность.

Разве не они вчера едва не стоили ему жизни? Ун был ни в чем не виноват, но вместо того, чтобы отбросить все ложные сожаления, проявив силу воли, он все пытался усыплять вину дымом. В прошлый раз в Зверинце все тоже началось с подачек и жалости...

Позади раздались шаги. Он бы их и не услышал, но старый пол скрипел, и выдал бы даже самого аккуратного хищного зверя.

– Что за прозвище такое, Текка? – спросил Ун, не оборачиваясь.

– Меня так зовут, – ответила ведьма и встала рядом. Лицо Нотты тут же перекосил страх, она даже попыталась отползти ближе к стене, беспомощно подергивая костлявыми плечами, но, конечно, не смогла.

– Я думал, тебя зовут Око.

– Это титул. Я всего лишь Око нашего Господина. Имена его слуг столь же неважны, как и все прочее в Мертвом мире. Мне все равно, как меня называют. Пусть даже ведьмой.

Ун сделал вид, что не услышал ее последних слов. Он снова подумал обо всем произошедшем, не только вчера и не только сегодня, набрался смелости и негромко сказал, глядя прямо в совиные пустые глаза:

– Если я еще раз когда-нибудь вздумаю закурить, можешь меня прирезать.

Око не задала ни единого вопроса и кивнула.

Глава XXXVII

Когда и как Текка успела прожечь свое синее платье, подаренное Никканой всего несколько дней назад, Ун так и не узнал. Некоторые прорехи ведьма заштопала, пусть и без особого старания, другие оставила как есть, не стесняясь торчащих пятен белой исподней рубахи и голой кожи. На все просьбы переодеться для приема во что-то поприличнее она даже ухом не повела, не стала и заплетать волосы.

«Да какая мне разница? – подумал тогда Ун. – Я не имею к ней никакого отношения. Пусть хоть нагишом едет».

Но теперь, когда она тут и там ходила за ним как приклеенная, а гости господина Эна, гулявшие по саду – важные рааны и достойные полурааны – смотрели в их сторону кто с удивлением, кто с возмущением, Ун не мог не краснеть. Текке следовало бы отправиться не на прием в поместье, а в лес.

«Впрочем, мне тоже», – подумал Ун.

Вчера, возвращаясь в Хребет после недельной засады на южных дорогах, он даже подгонял время, так сильно хотел снова прикоснуться к маленькому осколку прежней жизни, но исполнившееся желание оказалось с гнильцой.