Красный волк

Когда вода сошла, Ун вместе с отрядом Варрана отправился менять сигнальную систему на пятом южном маршруте, а потом на шестом и девятом, убаюкивающий поток дел был как будто бесконечным, правда, и здесь в конце концов возникла заминка. На целую неделю их перевели в двадцатый пограничный лагерь, где требовалась срочная помощь, и не успели они еще обжиться на новом месте, как Уна вызвали к лейтенанту. Он удивился, не понимая, что происходит и прикидывая, где и какую допустил ошибку, но ответ стал понятен сразу, стоило только войти в офицерскую палатку.

Лейтенант Ет оказался молодым рааном, Ун уже и сказать не мог, когда в последний раз видел настоящего раана, наверное, только того полковника, который заезжал из крепости, но когда это было? – и видеть перед собой собрата было теперь сравни какому-то чуду. Его новый знакомый, судя по всему, испытывал точно такие же чувства и немедленно на целый день отстранил Уна ото всех работ и вылазок. Он расщедрился на дорогой восточный чай и вино «Северный свет», которое Ун пробовал в доме Диты, послал какого-то несчастного рядового-норна за закусками, пригрозив ему всеми карами мира, если тот где-то задержится.

– Как тебя угораздило оказаться под командованием норна? Кто это такое учудил? – возмущался лейтенант Ет, открывая бутылку.

В ответ на все уверения, что Ун напросился в это дело сам, и что никто его не заставлял и не наказывал такой службой, раан лишь смотрел с недоверием, а при упоминании майора Вица победно хлопнул рукой по столу:

– Ага! А я знал! Это наш господин майор тебя сюда загнал! Очень в его стиле, – сказав это, лейтенант осушил свой бокал. – Он тут иногда появляется, орет, как будто мы что-то можем сделать. Поиграем в карты, а? Играешь в «Семь дверей»? Норны тут ничего не понимают в картах, играть с ними – как воровать у младенца.

Ет отставил бокал, подошел к небольшому платяному шкафу, стоявшему в углу палатки, и принялся копаться в нижнем ящике.

– Где-то они были у меня... Я кстати тут ненадолго, знаешь? Мне осталось на этом пустыре просидеть полгода, это самый больший срок. Потом перевожусь на север! А там, кто знает, может быть, и до Столицы дорасту. Ты тоже ушами не хлопай. А то помрешь в этих лесах от скуки.

Ун, к своему стыду, тысячу раз думал про себя, что почти весь их труд здесь, вся эта возня с сигнальными ловушками и все походы – лишь иллюзия дела, но услышать, как об этом говорит не майор Виц, знавший побольше прочих, а какой-то сопливый карьерист – оказалось неприятно. Если у Уна еще и осталась гордость, то теперь по ней как будто хорошенько потоптались.

– Такой ли уж тут пустырь? Один норн показывал мне место, где пару лет назад выбросило островную «Водомерку», прямо на скалы. И у нас тут видели странные следы, которые...

Лейтенант поднялся, помахивая стопкой мятых, едва не разваливающихся карт, и повернулся, снисходительно и одновременно с тем довольно улыбаясь, да так широко, что рыжее пятно под правым глазом перерезало несколько морщин.

– Следы? Выяснили мы тут все про эти следы. Идем, покажу.

Больше лейтенант Ет ничего не сказал и на все вопросы только многозначительно кивал. Он провел Уна через весь лагерь, тоже изрядно потрепанный после потопа, а потом – по тропе прочь от него, вдоль сливной канавы.

– Вот и твои бродяги, – сказал лейтенант, когда они вышли на небольшую поляну, хотя никаких пояснений уже и не требовалось.

Ун увидел все сам.

Увидел полосатого, подвешенного за задние лапы на суку старого криволиста, а это точно был полосатый, бело-бурые полосы на коже виднелись даже из-под почерневших трупных пятен, покрывавших всю тушу. Увидел чуть в отдалении сорена, привязанного к столбу. Серошкурый был тонок, как высохшая на солнце рыба, к его ногам присосалась пара земляных пиявок, лоснящихся, склизких, разбухших от высосанной крови и гнили, и он бы совсем сошел за мертвеца, если бы иногда его голова не качалась из стороны в сторону, вспугивая облачка жадных мух. А был ли мертв полосатый? Нет, с такой дырой в затылке...

Ун начал пятиться, но в последний момент остановился, выпрямился, напомнив себе, что не должен превращаться в слабовольного идиота. Как будто это первая мертвая туша, которую он видит. Как будто это его трогает. Вот еще. С чего бы вдруг? Ему плевать и на полосатых, и на соренов, которые недалеко ушли от животных. Ун разжал пальцы, но крови на ладони не почувствовал. Шрам давно затянулся. И все остальное затянется вот также и пропадет без следа. И сны, и мысли, и воспоминания.

– Запах что надо. Но как есть. Мы отправляли запрос в крепость насчет этого сполосатого, там поузнавали, говорят, сбежал откуда-то с Каменных шахт. Серомордый из тех же краев, таскал мешки и вот, пожалуйста. Что ему только не жилось?

«Серошкурым нельзя верить, они коварны, они хотели убить моих сестер. А полосатые макаки...»

Ун потянулся к нагрудному карману, чтобы достать платок и закрыть нос, но и теперь вовремя опомнился, завел руки за спину и поспешил заговорить, чтобы скрыть свою растерянность:

– И куда они бежали? К морю?