До стоянки они добрались уже глубокой ночью. Ун даже ужинать не стал, сразу разложил свой мешок и завалился спать, а Саттак сел у костра рядом с Ганнаком, как назло оказавшимся в это время в дозоре. Переговаривались они едва слышно, но разве надо было разбирать слова, чтобы знать, о чем идет разговор? Разумеется, они меряются тем, у кого найдется больше дурных примет о мертвых оленях, черных костях и раздавленных черепах. Вместо одного глотка Ун выпил почти половину фляги с настойкой. Зря. Утром он узнал, что никто так и не смог разбудить его в караул, и хуже того – в голове поселился туман, как после страшной пьянки, а впереди их ждал самый тяжелый отрезок пути.
Почти неразличимая среди зарослей звериная тропа, куда они вышли, все время уходила вверх, и лишь к полудню где-то впереди наконец-то зазвучал мерный, глубокий гул, от которого по спине Уна побежал холодок. В прошлые походы он уже бывал на берегу и смотрел в неохватную даль, где вода сливалась с небом, и всегда это поражало его, как в первый раз. Теперь же надо было сохранить хладнокровие, не пристало раану таять при виде дурацких пейзажей, но когда они вышли из леса, рот Уна сам собой распахнулся от удивления, лишенный всех слов и звуков. Такой высокой наблюдательной вышки он еще никогда не видел. Она стояла на самом краю обрыва на тонких ногах-столбах, точно специально пришагала сюда, на высокие скалы, чтобы дотянуться до неба. Птицы, кружившие над ее крышей и садившиеся на загаженную пометом лестницу, казались рядом с ней совсем крошечными, как случайные мазки на огромном синем полотнище.
– Долго вы!
Ун заставил себя оторваться от небывалого зрелища. Им навстречу, от вышки, шли двое норнов-дозорных. Один был в весьма и весьма преклонных годах, они встречались с ним в лагере, его вроде бы звали Тамман, у второго, молодого, правая рука болталась в повязке на шее, а крапчатое лицо покрывали синяки.
– Что случилось? – спросил Варран, указывая на раненного.
– Шторм, – ответил старик Тамман. – Миррак как раз спускался, когда ветер налетел, чуть-чуть не успел долезть! Но хорошо, хоть голова цела, – он с осуждением зыркнул на чуть сгорбившегося Миррака. – Шторм был страшным. И вышка наша уже – все.
Ун и норны разом запрокинули головы. Восторг отступил, глаза снова видели ясно, и он понял, что не заметил самой очевидной вещи. Кабина вышки, похожая на небольшой дом, кренилась в сторону моря, точно вот-вот собиралась нырнуть или взлететь.
– Ветра тут злые, – фыркнул старик. – Удивительно, как она столько лет простояла.
Саттак и Биттар, которым выпало остаться сменщиками на этом посту, выдохнули с облегчением от того, что им не придется карабкаться под самые небеса и мерзнуть там по ночам, но радость была недолгой. Старик Тамман тут же принялся подробно перечислять все оборудование и скарб, которой надо было обязательно спасти и вертнуть на землю.
– Мы бы давно это сделали, – проворчал он, – но Миррак со своей рукой тут не помощник, а я уже лет давно на такие верхотуры не забираюсь. У меня там спину на полпути скрутит. Да вы не бойтесь! Вышка прямо сейчас не упадет. Думаю, до следующего большого шторма продержится. Что ей один норн?..
Пока решали, кто полезет, Ганнак что-то торопливо рассказывал Мирраку, баюкавшему искалеченную руку. Нашел новую причину поболтать о том, как вот за тем рааном ходит смерть и как рядом с ним постоянно случаются одни несчастья, и что теперь, кто полезет в вышку – так непременно совсем разобьется. Ун шумно втянул воздух сквозь сомкнутые зубы.
– Я полезу, – сказал он. Варран свел брови, но спорить не стал.
Старый норн быстро разъяснил, как работает механическая лебедка и принес из землянки грубые тканевые перчатки. Поначалу Ун карабкался лихо, но чем выше поднимался, тем чаще чувствовал странное подрагивание. Дрожала как будто не только лестница, а вся вышка целиком, всем своим огромным, изящным телом. Каждый удар ветра здесь ощущался вдесятеро сильнее, чем на земле, а может, он и был тут сильнее? На середине пути Ун не выдержал, схватился покрепче за перекладину, посмотрел вниз и тут же понял, что совершил ошибку. Лестница начала казаться совсем хрупкой, а высота – непереносимой. И внизу, разумеется, как же без него, стоял, запрокинув голову, и пялился, как стервятник на добычу, Ганнак. Вот уж кто будет рад, если какая-нибудь перекладина теперь треснет и сломается, сбрасывая незваного гостя, а ломаться тут было чему. Какая же древняя, проржавевшая махина! Ун плюнул и продолжил подъем. И чем дальше поднимался, тем больше осознавал, насколько же сильно накренилась кабина. Он даже прикинул, не спуститься ли, оставив такие поручения кому-нибудь половчее, но подумал о Ганнаке, и полез вверх еще быстрее.
Наконец Ун забрался в люк и нерешительно ступил на покатый пол. Если бы шторма не случилось, если бы вышка стояла прямо, как раньше, он бы все равно чувствовал себя здесь неуверенно. Не нужно было быть плотником, чтобы увидеть, как сильно прогнили доски, и чувствовать, как они пусть и слега, но прогибаются под каждым шагом.