Красный волк

– Ты служишь Повелителю, а он не оставляет своих слуг безоружными в долгих странствиях.

– Раз так, то передай ему, пусть лучше насылает на моих врагов стаи койотов, нож это мелковато, – не удержался Ун от едкого замечания и внутренне вздрогнул, когда в ответ на этот намек, почти обвинение, на лице Текки не отразилось ничего: ни удивления, ни возмущения, ни непонимания.

«Это все не мое дело».

Ун снова посмотрел на нож.

Его старая няня-норнка старалась не забивать ему и сестрам голову бестолковыми норнскими сказками, но те, которые иногда все-таки рассказывала, сходились в одном: ведьмины подарки ни к чему хорошему не приводят. Его прежний сержант Тур обязательно сказал бы что-нибудь очень вдумчивое, вроде «за такие дары приходится платить тройную цену».

Ун улыбнулся чужой суеверности, подумал еще немного и сунул нож в голенище ботинка.

Глава XXXVIII

Должно быть, судьбами разумных, и правда, распоряжался какой-то божок, причем озлобленный и любящий плохие шутки. Объяснить произошедшее как-то иначе у Уна не получалось.

Динно уже целую неделю валялся в госпитальной палатке, когда вместо него в их отряд наконец-то прислали замену. И кого же капитан выбрал из сотни норнов, служивших в пятом пограничном лагере? Ганнака. Этого проклятого параноика.

Узнав о таком «подарке», Ун едва не расхохотался. Одно дело терпеть Ганнака с его лошадиной рожей и косыми взглядами в лагере, и совсем другое – отправляться с ним в лес и проводить бок о бок круглые сутки.

«Мы бы справились и вчетвером», – подумал Ун, пригибаясь и проскальзывая под тяжелой веткой, белой от клочьев паутины. Варрана не просто так назначили старшим в их отряде, когда дело касалось блуждания в чаще или поиска следов – он стоил троих, норны Саттак и Биттар тоже не вчера попали в Южный округ, совсем не новички. О самом себе Ун мог без всякого хвастовства сказать, что больше не отстает во время долгих переходов, ночную стражу держит не хуже прочих и стреляет как надо.

Такого отряда бы хватило и для проверки веревок, и для замены сигнальных ракет. Пустяковое ведь дело. А если уж тащиться в лес впятером, то точно не с Ганнаком.

Ун вытянул шею, вперив взгляд в затылок ненавистного норна. Тот шел вторым, прямо за Варраном, но вот как будто что-то почувствовал, воровато оглянулся через плечо поверх капюшона маскировочного плаща, сморщил крапчатый горбатый нос. Сейчас он, конечно, незаметно трижды сожмет и разожмет правый кулак, пытаясь отогнать от себя неведомое зло. Внутри у Уна все заклокотало от медленно кипящей ярости на этого недоумка. Хотя почему только на него?

Варран, вот кто был здесь настоящей первопричиной.

Месяц назад, когда они только приехали в пятый пограничный лагерь для усиления здешнего гарнизона, именно Варран, обычно молчаливый и задумчивый, в первый же ужин с новыми товарищами разболтал им все, что только мог. И о «дружбе» Уна с древним божеством, и о том, как эта «дружба» спасла его сестру от неминуемой смерти и окончательной гибели в посмертии. Будь среди слушателей второй раан или полураан, он бы обязательно иронично улыбнулся, но норны восприняли все всерьез. Они знали, чьим потомком был Ун, слухи тут расползались, как масло по воде, но после историй Варрана начали смотреть на него уже не с любопытством, а с неподдельным уважением.

Все, кроме Ганнака.

Пока остальные удивленно качали светловолосыми головами, этот трижды сжал и разжал кулак, с трудом сдерживая гримасу отвращения, а потом встал из-за стола и торопливо ушел, едва не опрокинув лавку.

Больше за одним столом с ним они не оказывались. Лишь иногда Ун замечал долговязую фигуру Ганнака то у прачечной, то у склада камня-тепловика, при этом взгляд норна всегда был встревоженным или испуганным. Если бы все продолжалось так и дальше, можно было бы просто забыть об этом чудаке, но на утро четвертого дня ботинки Уна оказались набиты пригоршнями черно-белых перьев. Оставалось только порадоваться, что неведомый сумасшедший не запихнул туда всю птицу целиком. Неведомый ли? Ун сразу понял, чьих это рук дело, пусть даже не имел доказательств, и решил как следует поговорить с Ганнаком, но тут вовремя вмешался Варран. Он вызвался побыть переговорщиком, ушел, вскоре вернулся и почти виновато попросил:

– Не злитесь на него, господин Ун. Ганнак из восточных, они там все со странностями.

– Я заметил, – мрачно ответил Ун, вращая в пальцах перо, на котором остались темно-коричневые пятна застывшей птичьей крови.

– У них считается, что Повелитель госпожи Текки не должен поминаться ни в Мертвом, ни в Вечном мире, – Варран посмотрел куда-то вверх, да с таким почтением, словно прямо сейчас видел одного из своих богов. – А уж если Повелитель кого-то отмечает или присваивает себе чью-то душу, так для восточных ничего ужаснее и придумать нельзя. Ганнак просто хотел уберечь нас всех от беды. Перья буревестника это оберег, знаете, ведь Великая Птица…