Он не остановился, чтобы дослушать, и шагов через десять нагнал Тию. Она стояла, прижавшись руками к колонне, и на что-то с любопытством смотрела. В первый момент Ун не понял, что ее так заинтересовало, но скоро все стало ясно. Лакей, разодетый в зеленый шелк, вел на поводке криволапого, слюнявого пса с обвисшей мордой, покрытого крупными рыжими пятнами. Окружающие рааны почтительно замедлялись, когда пес проходил мимо, и чуть ли не кланялись. «Наверное, собака какого-то вельможи», – подумал Ун и сам себе не поверил. Зверь казался таким нескладным, кривым и больным, что будь он их – отец непременно приказал бы избавить его от дальнейших мучений. Кто-то рядом тихо, но назойливо шептался – у соседней колонны стояли двое. Они были на год или два старше Уна. Тараторила долговязая девчонка со смешной высокой прической, ее товарищ – хитролицый и ушастый – слушал и кивал.
– Фуууу! – протянула Тия.
Ун вновь посмотрел на пса. Тот уже достаточно далеко проковылял вперед, но остановился, опустил зад и занялся делом, которое Пушистый еще щенком научился делать только на улице. Окружающие рааны захихикали. Ун поморщился и подумал, что это, должно быть, собака кого-то из Совета – не меньше. Словно из неоткуда рядом с кучкой возник второй слуга с щеткой и совком.
– Ну и уродливая же псина, – сказала Тия.
Ун хмыкнул – и не поспоришь, хотел уже ответить, но тут справа донесся возмущенный голосок:
– Ты что такое говоришь?! – это была та долговязая. Она повернула к ним свое пятнистое возмущенное лицо, пока ее руки, точно жившие отдельно от остального тела, все пытались лихорадочно справиться с непомерно длинной накидкой, украшенной красными нитями. Долговязая внимательно осмотрела Тию, Уна и Кару, и зеленые глаза сделались двумя узкими щелочками. – А-а-а, простаки? Это Вихрь! Потомок Рыка, мастиффа, который защитил его величества Тару от стаи койотов. Это благородное создание, у него кровь чище и достойнее вашей!
Ун посмотрел на медленно удаляющуюся собаку, подумав, что, наверное, не такая это и уродливая собака. А если подумать, то даже красивая, ведь не могла императорская собака быть некрасивой. Должно быть, в столице понимают куда больше в собаках. Хотя самого легендарного Рыка он всегда представлял немножко другим.
Нужно было как-то закончить неудобный разговор и уйти, но Тия не желала отступать:
– А я не сказала, что она неблагородная. Я сказала, что она уродливая. Так что ты тут не придумывай.
Ун поморщился, надеясь, что отец никогда не узнает об этой светской беседе. У долговязой пятна на щеках налились краской:
– Я тебе не «ты»! Обращайся ко мне «госпожа» и на «вы»! Скажи им, Ним!
– Да, так положено, – стоявший за долговязой мальчишка с расшитыми красным узором воротником рубашки, шагнул вперед и сунул руки в карманы брюк. – Вы вообще кто? Как вас сюда пустили?
– Наш папа, – сказала Тия торжественно, – был управителем Новоземного округа!
– Да! – Кару высунулась из-за спины Уна, и он усмехнулся. Это его сестры! Они молчать не станут и не дадут себя в обиду.
– Это где? – Ним фыркнул, не стушевался и подошел еще ближе к Тии.
– Где-то на севере, кажется, – пожала плечами долговязая. – Но тогда понятно. По разумному сразу видно, где он родился.
– Мы родились в Раании, – пискнула Тия, дрогнувшим голосом.
– Да? – Ним чуть наклонился к ее лицу, словно что-то разглядывая. – Уверены? А то пятна у вас какие-то совсем серые и мелкие. Как будто соренский мужик с норнской бабенкой...
Ун ударил со всей силы, но Ним успел прикрыть скулу локтем. Этого хватило, чтобы спасти челюсть, и он даже смог удержаться на ногах, но ненадолго: Ун кинулся на него, толкнул и повалил, придавив к полу. Пара первых ударов прошла легко, хотя и не удалось попасть в нос, и пальцы заболели, но Ним быстро пришел в себя и даже попытался ударить в ответ, попал Уну в грудь, правда, несильно – замаха не хватило.
Кто-то взял Уна за плечо, и тот не глядя оттолкнул доброхота локтем. Нет уж! Когда сорены планировали отравить его сестер, он ходил с понурым видом, что та уродливая, но благородная собака. Теперь уж если кто решит что-то сделать его родным, так получит по полной.
Ун замахнулся для нового удара, широко, как следует. В этот раз в его рукав вцепились сильные, грубые пальцы. Он дернулся, не смог вырваться, обернулся и замер, увидев синий гвардейский мундир.
– Уймись-ка, парень, – тон гвардейца был злым и не обещал ничего хорошего. У Уна словно спала с глаз пелена помутнения. Он огляделся. Гости его величества держались на удалении от драки, оставляя гвардейцам делать свою работу, и, как того требовали приличия, не смотрели слишком пристально, но все замечали. Тия куда-то пропала, а вот Кару была рядом – сидела на полу, зажав ладошками разбитый нос.
– Кару...
Гвардеец велел Уну никуда не уходить, хотя тот и не решился бы убегать, и взялся помогать Ниму, который, пусть и не истекал кровью, да и побит был не так сильно, как хотелось, но держался на ногах с трудом.
Ун присел возле сестры и достал платок из кармана:
– Извини. Не хотел я так. Дай посмотрю.