Красный волк

– Простите, господин профессор. Господин генерал немедленно требует к себе курсанта Уна.

Вот это уже был неприятный поворот. Да, Ун готовил себя к тому, что о драке узнают и, может быть, даже сегодня, но что разбираться станет не куратор курса, а глава училища? Это плохо. Нрав у Плешивого, как звали генерала за глаза любящие воспитанники, был тяжелый, впрочем сильного уважения и жалости к корпусу безопасности тот не питал.

Ун шел и обдумывал стратегию защиты. Отнекиваться не нужно. Дрался ли он? Дрался. Начал ли первым? Не задели бы – не полез. Было ли это мальчишеством? Возможно. Повторится ли это? Разумеется, если понадобится.

В приемной Уна встретил секретарь – он до смерти боялся начальства, отчего постоянно ходил с потным пятном на спине и получил гордое прозвище Потливый. Но сейчас Потливый был скорее удивлен, чем испуган. Он неопределенно махнул на дверь папкой, чуть не вытряхнув из нее все листы:

– Идите, курсант.

Ун постучал и вошел, получив дозволение.

– Курсант Ун явился по вашему приказу, господин генерал! – отчеканил он, и сразу почувствовал, что что-то не так. Генерал стоял, упершись взглядом в какую-то записку на столе, потом перевернул ее и подсунул между двух тяжелых учетных книг. Его длинные красные пряди, росшие на затылке, которые он обычно зачесывал вперед, сейчас стояли торчком, обнажив лысину. Смешнее зрелища не придумаешь, но Уну не захотелось даже улыбнуться.

Плешивый не был зол, он выглядел растерянным, каким его, наверное, никто никогда не видел. Наконец он прямо посмотрел на Уна, глубоко вздохнул, точно взял себя в руки, напустил былой решимости, выпрямился и сказал:

– Вольно. Ун, я вынужден сообщить вам, что с этого момента вы отчислены из Высшего офицерского училища.

Ун не пошевелился, все также стоя по стойке смирно.

Отчислен? За что? За драку? Да кого же отчисляют за такую-то дрянь! С его-то отметками? Ну не лучший из него стратег и тактик, и не умеет он думать на пять шагов вперед и все время забывает учитывать разницу высот во время штабных игр, так что с того? Он не хочет быть генералом и даже полковником. Оставьте это все себе! И ведь есть здесь рааны и тупее, и тех держат, а он со своими результатами по стрельбе...

– Вольно, ну? Вольно, – генерал подошел к Уну и похлопал его по плечу. – Я хотел бы объяснить вам, в чем дело, Ун. Но я и сам не знаю причины. Мне сообщили только полчаса назад.

Ун не понимал. Сообщили? Кто мог приказывать безраздельному правителю училища? Не сговариваясь, Ун и Плешивый посмотрели на портрет императора в тяжелой раме, висевший над столом.

– Нет, – тихо сказал генерал и машинально пригладил волосы, – распоряжение пришло без красной печати. Вот что, Ун. Пусть ваши погоны и курсантские, по традиции, мне следовало бы сорвать их с вас при строе, но обойдемся без этого. Соберите вещи и идите, у ворот вас ждут. Удачи вам и не опускайте голову.

Генерал всегда был немногословен, и теперь тоже остался верен себе.

Как-то обрывочно Уну запомнились торопливые сборы, и вот он уже, без лычек и погон, в «лысой» форме шел вдоль плаца, таща в заплечном мешке свои немногочисленные, не принадлежавшие училищу пожитки.

В один момент Ун совершил страшную ошибку: обернулся. Его острый взгляд сразу заметил силуэты курсантов в окнах второго этажа. Странное дело, с его изгнания – иначе и на скажешь – не прошло и пятнадцати минут, а бывшие товарищи уже о чем-то прослышали. Ун выдохнул и твердо зашагал дальше. Все что теперь ему оставалось – не сгибаться под весом сочувственных и любопытных взглядов.

А что будет, когда отец узнает? Продумать этот кошмарный сценарий как следует, Ун не успел. У ворот училища его действительно ждали. Черный автомобиль без номерных пластин тихо фыркал на холостом ходу. Задняя дверь приоткрылась, показалось острое лицо, белое, с чуть выцветшими пятнами.

– Ун, прошу вас, – сказал раан добродушно, и неторопливо махнул рукой, позволяя как следует рассмотреть красные цветы на рукаве пиджака. Где-то и когда-то Ун уже слышал этот чуть насмешливый голос и видел эти три пятна, только не помнил где, да и не хотел теперь вспоминать. И без того было тошно. Он покорно втиснулся в автомобиль – скажи ему сейчас кто прыгнуть с моста, так он бы и прыгнул, хуже все равно бы не стало.

– Добрый день, господин... – Ун замешкался.

– Не удивлен, что вы меня не помните. Мы с вами виделись, кажется, раз или два, на приемах. Но вы тогда были ребенком. Я Ирн, волей его величества – советник по вопросам дворца и протокола.

Господин Ирн-шин позволил себе улыбнуться, и сделал это с таким горьким сочувствием, что на душе стало еще отвратительнее. Что могло понадобиться императорскому советнику от него, Уна? Все вопросы можно было обговорить с отцом, который... Неясное, невысказанное словом и даже мыслью подозрение больно ужалило.

– Мне кажется, что нет смысла оттягивать неизбежное, – тем временем продолжил господин Ирн-шин. – Не буду притворяться: я принес вам не добрые вести. Мужайтесь, мой мальчик.