Красный замок

– У тебя, как ты болтаешь направо и налево, есть опыт проживания в борделях на двух континентах. К чему вдруг такая щепетильность?

– Сейчас я не изображаю fille de joie[56].

– Вряд ли в нынешнем состоянии ты справилась бы со своими прямыми обязанностями в этой профессии на отлично, – весело заметила примадонна, все еще изучая план города со страстью безнадежно влюбленного картографа.

В ответ я оглушительно чихнула, но все же выбралась из кокона постельного белья.

– Ты, конечно, даже представить не можешь, – добавила она, – что Квентину абсолютно все равно, есть на тебе парадное платье или нет? Я уверена, что в ходе своей шпионской деятельности он посетил от одного до двухсот борделей – разумеется, исключительно ради исполнения долга перед родиной.

– Нелл была бы в ужасе, – отозвалась я, сражаясь с одеждой за занавеской, которая отделяла уголок с умывальником от всей комнаты. – Мне кажется, приходить в ужас – одна из радостей ее жизни. Меня-то, конечно, теперь ничем не удивишь.

– Представляю… – пробормотала Ирен, но, возможно, я неправильно расслышала.

В конце концов я вышла из своей импровизированной гримерной, одетая в мягкую английскую блузку кремового цвета и в длинную черную юбку – единственный наряд, который могла себе позволить в этом внезапном и опасном путешествии.

Ирен взглянула на меня с усмешкой:

– Не помешает немного пудры.

Я бросилась к круглому зеркалу над камином. Нос был ярко-алого цвета, будто меня снедала лихорадка. В борделе меня наверняка назвали бы не Розой, а Малиной.

– Косметика у меня в несессере, – указала Ирен.

Признаюсь честно: я бы все отдала за возможность порыться в этой сокровищнице. Несессер занимал почетное центральное место в саквояже, и весь остальной багаж окружал шкатулку с косметикой наподобие оправы драгоценного камня. Внутри деревянного корпуса скрывалось бесчисленное множество ящичков и отсеков, где хранился целый ассортимент бутылочек и банок с серебряными крышками. Конечно, я поспешила к косметичке, размышляя, куда бы ее поставить.

Я вся горела предвкушением, как ребенок, исследующий туалетный столик матери. Правда, сомневаюсь, что в матери какому-нибудь ребенку досталась – или достанется в будущем – женщина вроде Ирен.

Шкатулка для косметики напоминала ящик для хранения столового серебра, каждый отсек которого обит изумрудно-зеленым бархатом. Все содержимое было надежно упаковано в безумно интригующие бутылочки, откуда мне сразу захотелось выпустить джиннов. Я нашла широкую стеклянную банку с пудрой и воспользовалась пушистой кроличьей лапкой, чтобы нанести легчайший порошок на пылающий нос, рассматривая свое отражение в зеркале, встроенном в крышку корпуса.

Затем я пробежалась пальцами по гладкой атласной поверхности крошечных ящичков, не смея исследовать их дальше, но запоминая на ощупь расположение выступающих частей, как делают слепые.

Представьте мой испуг, когда часть дна коробки отскочила, будто на пружине, и передо мной открылось потайное отделение с различными банкнотами и золотыми монетами!

Ирен мгновенно возникла рядом, нависнув надо мной и покачивая головой:

– Тебе удалось справиться с открывающей защелкой, которая ставила в тупик пограничные службы шести стран. – Она захлопнула ящик.

– Я думала, что тут только косметика, – смущенно принялась я оправдываться.

– В этом и заключалась идея. Дамские штучки в последнюю очередь подозревают в наличии серьезного содержания. Кстати, это касается не только багажа, но и его владельцев.

Мои извинения были прерваны стуком в дверь, и Ирен поспешила открыть. В наш номер вошел Квентин Стенхоуп собственной персоной, хотя я едва его узнала. Он был одет как типичный горожанин: темный деловой костюм и фетровая шляпа; никаких экзотических усов. Если бы не его невероятно темный загар, он выглядел бы совершенно обычным англичанином, французом или немцем.

Он немедленно снял шляпу, с лукавой улыбкой оценив наши с Ирен скромные секретарские наряды, которые выглядели столь же нелепыми, какой я себя чувствовала. Глядя на вновь обретенный цивилизованный внешний вид Квентина, я была рада обойтись без своего скучного клетчатого пальто… и сияющего красного носа.

– Не стоило мне вот так врываться, – сказал он, уставившись, как назло, на мой нос, – но у меня была та еще ночка.

– Не пристало джентльменам хвастаться подобными вещами перед дамами, – проворчала я.

Ирен с удивлением уставилась на меня, явно уверенная, что в ходе секретных миссий в домах с дурной репутацией у меня случались не менее насыщенные ночи. Но раз уж сейчас мы предстали наконец в качестве самих себя, я решила соблюсти все правила здравого и приличного общества, членами которого мы (временно) являлись.

– У нас тоже была та еще ночь, – ответила Ирен. – Мы беседовали с цыганской гадалкой в старом квартале города.