Красота

А Вы, знаете, Серкидон, кажется, я начинаю понимать, почему в утреннем письме не прозвучало это «весёлое имя». Как-то не густо у Александра Сергеевича написано по нашей теме. Разве что – «Дианы грудь…»

Всуе помянутый утром Моруа воскликнул бы: «О! Это про грудь Дианы де Пуатье!»123 А вот и нет! Пушкин имел в виду не фаворитку Генриха II124, а богиню Диану, которой дал обед верности пасынок Федры – юноша Ипполит. Диану-охотницу восхищённые художники, все как один, рисовали с грудью и упругой, и красиво очерченной. Исходили из того, что была Диана девственна, а значит, не касались её груди ни жадные мужские руки, ни жадные младенческие губы. А потом: жизнь богини протекала в движении, на свежем воздухе, что весьма полезно и для всего организма в целом, и для женской груди в частности.

После слов «Дианы грудь…» сбился Александр Сергеевич на ланиты, да ножки. В основном, конечно, на ножки, они-то и отвлекли его настолько, что «перси полные томленьем»125 воспел пылкий поэт, господи прости, достаточно лениво.

А не виновен ли в том в детстве Сашенькой читанный Ретиф де ла Брентонн? Предлагаю небольшой отрывок из рассказа французского писателя, он пишет о женских ножках и выдаёт себя с головой:

«Сентпалле обладал особенным вкусом, и не все прелести производили на него одинаковое впечатление. Красивое лицо и – везде кроме Испании – красивая грудь имеют свою цену; стройная и лёгкая фигура, красивая ручка нравились ему; но то, что действовало на него живее всего, что причиняло ему непроизвольную и восхитительную дрожь во всех фибрах, была красивая ножка: в его глазах ничто на свете не превосходило этой прелести, возвещающей нежность и совершенство всех прочих красот».

Вылитый Пушкин! Или этот вирус «ножколюбия» Александр Сергеевич зацепил у средневекового Брентонна, или слова француза попали на благодатную почву, а затем были взращены и зарифмованы.

Чувствую, что увлёкся, но всё равно скажу: особенно ценилась среди знатоков маленькая изящная ножка. Всех обладательниц изящных женских ножен я не назову, но имя одной упомянуть нужно обязательно: герцогиня Анна Амалия. Её ногами грезили и женщины, и мужчины Веймара. Мужчины носили на цепочках золотые кулоны в форме ножки своего кумира, а дамы скупали вожделенные башмачки, которые «высочайшая Золушка» меняла несколько раз на дню. Не всем башмачки были впору.

Кстати говоря, герцогиня – покровительница таланта Гёте, как художественного, так и административного, и мать нашего давнего знакомца герцога Саксен-Веймарского Карла-Августа. Ему, сотрапезнику и приятелю, поручил Гёте своё сватовство. Одно из немногих дел, которые великий герцог провалил.

Ну вот, по большому счёту, и вся моя вечерняя писулька. Тут уместилось и самобичевание, во многом зряшное, тут мы скатились с женских грудей к изящным ножкам дам, тут мы «потрепали лавры старика» и за бакенбарды его подёргали. Пора нам эти игрульки «в классики» прекращать, иначе увидит кто из пушкиноведов и нам кранты… Эти люди за Пушкина способны буквально на всё. Я Вам сейчас расскажу почему. Любят они Александра Сергеевича тройной немыслимой любовью. Исток этой любви в двустишье Юрия Тейха:«Ещё и тем ты долго будешь мил,\\Что тьму пушкиноведов прокормил». Пушкин для пушкиноведа и работа, и отрада, и предмет фантазий. Поэтому каждый год мы узнаём новый факт из жизни Пушкина, а каждые пять лет у Александра Сергеевича появляется новая любовница. Как прав Секст Проперций:126

«Letum non onnia finit» – «Не всё кончается смертью».

Жизнь классика после смерти только начинается!

Ну что, «пока горит свеча» припомним, с чем нам довелось ознакомиться на пути к заветным вершинам. Уже были: стихи, проза, возведённая к поэзии, стихи, низведёнными к прозе. На очереди у нас такая сложная литературная форма как диалог. Бьюсь об заклад, Серкидон, Вы тут же припомнили диалоги Платона, которые, я верю, успели полюбить всем сердцем.

Ну да я заболтался!

Крепко жму Вашу руку, и до следующего письма.

-20-

Приветствую Вас, Серкидон!

Вы ждёте от меня диалог. Да, пожалуйста, будет Вам диалог, но не от Платона.

Пора сказать, что истоптали мы с Вами платоновские времена изрядно, и знаем, что у древнего грека появление женщины среди мужчин – большая редкость. А мужская сверхлогичность и упёртость в своё мнение делает диалоги похожими на лошадей-тяжеловесов: да – нужные, да –работящие, да – пользу приносят немалую, «но Боже мой какая скука!»127– воскликнул бы повеса пылкий.

А есть диалоги иных пород, они похожи на лёгких игривых кобылиц. Познакомьтесь с хозяином конюшни – жизнелюбивый итальянец Аньоло Фиренцуола.

В облюбованном мною диалоге особ прекрасного пола, по меркам платоновским, великое множество – аж четыре. Но женщины – на сладенькое, а как основное блюдо попрошу Вас отведать мои наблюдения философического характера.