Но если на иностранные инвестиции рассчитывать не приходится, деньги на индустриализацию нужно искать где-то в экономике страны, а почти все, у кого эти деньги имелись («эксплуататоры»), уже были к тому времени, к сожалению, экспроприированы. «Нажим» на крестьянство – т. е. принуждение крестьян дороже покупать товары, которые они покупают в городах, и дешевле продавать товары, которые они поставляют на рынок, – многим казался прекрасной идеей. Но это вряд ли соответствовало стратегии «Лицом к деревне», за которую ратовал Зиновьев, не говоря уж об опасениях, что избыточное давление на крестьянство спровоцирует бунты.
Примерно спустя год Сталин вынудил Зиновьева и Каменева, двух других членов антитроцкистского триумвирата, уйти в еще одну оппозиционную фракцию, которая, слишком поздно для какого бы то ни было реального политического успеха, объединила усилия с оппозицией Троцкого. По мере того как рисунок этого фракционного танца усложнялся, становилось все труднее понять, с какими предлагаемыми мерами ассоциируется каждая из группировок. В принципе Троцкий был максималистом («левым») и выступал за самый амбициозный план ускоренного экономического развития. Бухарин, в начале 1920-х гг. занимавший по социальным вопросам радикальную позицию, переместился на правое крыло. Сталин выступал то с правых, то с левых позиций, заставляя вспомнить ходившую тогда шутку про человека, заявляющего: «Я никогда не отклонялся от генеральной линии партии» – и одновременно показывающего ладонью извилистую кривую.
Вместе с культом Ленина укреплялся и новый пагубный культ – культ партии и ее единственно верной линии. Выражение «Партия всегда права» превратилось в заклинание, и в скором времени уважаемых «старых большевиков» уже вынуждали приносить жалкие извинения за свои оппозиционные взгляды под свист ерничающих делегатов ежегодных партийных съездов. Не поддалась давлению одна только Крупская, которая в 1925 г. присоединилась к оппозиции Зиновьева: извиняться она отказалась и даже, пользуясь исключительным положением вдовы Ленина, осмеливалась высмеять предположение, будто партия не может ошибаться.
Может показаться удивительным, что в конце 1920-х гг. главный приз в борьбе за лидерство достался именно Сталину, грузину, которых в партии было не более 1 % – в противовес 72 % русских. По-русски он говорил с акцентом, но сам все больше считал себя русским человеком. На руку ему сыграло и то, что два его основных конкурента (Троцкий и Зиновьев) были евреями, а, как признавал и сам Троцкий, еврей во главе страны – это было уже слишком как для основной массы населения, так, вероятно, и для рядовых коммунистов. Если бы чистокровный русский Бухарин проявил больше политических талантов, у него был бы шанс побороться со Сталиным, но к тому моменту, как он решил вступить в игру, было уже слишком поздно. Еврейский вопрос не эксплуатировался Сталиным в открытую, но практически наверняка окрасил партийные дебаты о сталинском «социализме в отдельно взятой стране», когда Троцкого прижали к ногтю как «интернационалиста». Конечно, интернационализм являлся одним из основополагающих принципов ленинской политики партии. Но в тот период это слово уже становилось маркером принадлежности к еврейству.
Большевики не гнушались использовать террор против классовых врагов и вовсю прибегали к нему в годы Гражданской войны, лишь несколько ослабив хватку в период НЭПа. Но они всегда крайне неодобрительно относились к идее позволить революции «пожрать своих детей» (т. е. к террору как оружию против партийных оппонентов), как это случилось в революционной Франции. При Ленине проигравших в политических баталиях не было принято исключать из партии; с общего согласия ЧК и пришедшее ей на смену ГПУ не трогали партийных лидеров. Все изменилось в конце 1927 г., когда ведущих оппозиционеров исключили из партии, а тех, кто отказался порвать с оппозицией, ГПУ отправило в ссылку. Троцкого выслали в Алма-Ату, город в Казахстане на границе с Китаем, хотя по странному недосмотру ему позволили взять с собой все свои книги и бумаги (которые в итоге оказались в Библиотеке Уайденера в Гарварде) и поддерживать оживленную переписку со сторонниками, отправленными в разные концы страны. Двумя годами позже (в феврале 1929 г.), беспрецедентным образом нарушив партийную традицию, его депортировали из Советского Союза – страны, где он родился, – как предателя революции. Через 11 лет подосланный Сталиным наемный убийца прикончит Троцкого в Мексике.
Московская площадь Дзержинского (бывшая Лубянская) с памятником Феликсу Дзержинскому (скульптор Евгений Вучетич), поставленным в 1958 г. Справа виден угол здания органов госбезопасности[15]