Самоуверенный Троцкий всегда презирал Сталина и поздно разглядел в нем реальную политическую угрозу. Сталин не был ни оратором, ни теоретиком (две сферы деятельности, которые высоко ценились в партии и в которых блистал Троцкий). В глазах Троцкого он не был даже интеллектуалом: прежде чем забросить образование и уйти в профессиональные революционеры, Сталин учился в духовной семинарии в Грузии. Не был он и космополитом: его революционными университетами были тюрьма и ссылка, а не длительная эмиграция. В биографии Сталина не было никаких блестящих достижений; в отличие от Троцкого, он не возглавлял Петербургский совет в 1905 г. и не создал с нуля Красную армию в годы Гражданской войны. Разнос, который устроил ему Ленин в своем «Завещании», серьезно навредил ему политически. Сталин был «серым пятном» (как писал в своих воспоминаниях Николай Суханов); обычным «порождением аппарата», как позже заявлял Троцкий; «грубым человеком», как он назвал сам себя, извиняясь за то, что хамил Крупской во время болезни Ленина. Троцкий едва снисходил до вежливости даже с самим Сталиным и уж точно не с его сторонниками, в число которых с середины 1920-х гг. входили несколько членов политбюро – прежде всего Молотов, бывший красный кавалерист Клим Ворошилов, а также Лазарь Каганович, кандидат в члены политбюро и первый секретарь ЦК компартии Украины.
Презрительное отношение Троцкого, которое до открытия советских архивов в 1990-х гг. в целом разделяли и историки, оказалось катастрофической ошибкой. Сталин не был ни посредственностью, ни глупцом, ни продуктом какой-то машины. Хотя другие больше него блистали в политических дебатах 1920-х гг., именно Сталин пришел к простому решению относительно дальнейшего пути вперед. Ленин привел партию к победе в Октябрьской революции, но экономическая революция – критически важная в марксистском понимании – была еще впереди. И возглавить ее суждено было Сталину.
Глава 3
Сталинизм
Раз уж Советскому Союзу требовалась вторая революция, экономическая, как ее нужно было совершить? Очевидно, не силами толп, стихийно выплеснувшихся на улицы, как в 1917 г. Эта революция должна была быть спланированной (в конце концов, ее цель – воплотить в жизнь идею централизованного экономического планирования) и направляемой из Москвы. Историки часто называют ее «революцией сверху», делая акцент на слове «сверху». Это довольно точно, если не упускать из виду слово «революция». Самой необычной чертой сталинской программы экономических преобразований было то, что она проводилась в жизнь, по сути, революционными методами; чтобы достичь своей цели, Сталин мобилизовал партию и ее сторонников на осуществление насилия против других групп населения.
Идея подать планомерную, проводимую государством программу индустриализации как революционную войну с «классовыми врагами» и «иностранными интервентами» может показаться странной. Но Сталин был прежде всего революционером, т. е. профессионалом насилия и возбуждения классовой вражды. Партия в таких вещах тоже прекрасно разбиралась. С точки зрения экономической рациональности этот метод был крайне затратным, но с учетом воинственного настроя партии и ее становления в обстановке Гражданской войны у подобных средств имелась своя политическая рациональность.
«Великий перелом» 1929–1932 гг. (название периода отсылает к программной статье Сталина) складывался из трех компонентов. Первый – ускоренная индустриализация согласно пятилетнему плану, разработанному государством; второй – коллективизация крестьянских хозяйств; и третий – «культурная революция», термин, который в СССР придумали задолго до 1960-х гг., когда его взяли на вооружение китайские коммунисты. Насилие, сопровождавшее все три компонента, призвано было устрашить беспартийное население и вынудить его подчиниться. Но была у него и другая задача: воодушевить сталинских бойцов – коммунистов, комсомольцев, «сознательных» городских рабочих, разрешив им делать то, чего они на тот момент все еще по-настоящему хотели, а именно бороться с людьми, которых считали своими врагами.
Как часто бывает в моменты внутренних кризисов, в качестве стимула для таких действий власти использовали предполагаемую внешнюю угрозу. Несмотря на то что реальных доказательств непосредственной подготовки капиталистическим Западом (без сомнения, враждебно настроенным) силовой операции против СССР не было, советская пресса месяцами разыгрывала карту военной угрозы. Культурная революция, под которой понималась необходимость покончить с «подчинением» коммунистической страны буржуазной культуре и науке, следовала той же логике, начавшись в 1928 г. с широко освещаемых показательных судебных процессов над инженерами («буржуазными специалистами»), обвиненными в промышленном саботаже и шпионаже в пользу иностранных разведок. После этого на заводах развернулась настоящая охота на ведьм, направленная против «вредителей» из числа инженеров, привилегированному положению которых нередко завидовали рабочие.