Социалисты – группа очень искренних людей, во главе которой стоит несколько ярких личностей – долгое время вбивали в людские головы нечто безнадежное и бесплодное. Они заявляли, что государство должно не просто вмешиваться в бизнес, но должно встать над бизнесом и платить всем поровну, а если и не поровну, то все равно с учетом обстоятельства, что всем надо кормить свои семьи. Работодатели не хотели сдаваться на милость государству, и этот проект потихоньку исчез из политической повестки. Но самые мудрые из них оказались готовы повысить зарплаты, а кроме того – ввести другие привилегии для наемных работников тем же образом, каким они начисляли зарплату. Так мы получили несколько социальных реформ. Все они так или иначе ведут к одному: к разрешению наемным работникам претендовать на определенные преимущества именно как наемным работникам, то есть людям, раз и навсегда отличающимся от нанимателей. Самыми наглядными примерами таких реформ являются закон об ответственности работодателя, закон о пенсии по старости и, как наиболее решительный шаг в том же направлении, закон о страховании.
Последний, как и весь план социальных реформ в целом, был списан с социального законодательства Германии. Вообще вся английская жизнь этого периода проходит в тени Германии. Сейчас мы, так сказать, достигли завершенности в этом подспудном влиянии, которое начало проявляться еще в XVII столетии. Военные союзы XVIII века сделали его основательнее. А в XIX веке оно пошло уже и по линии философии – если не сказать мифологии.
Немецкая метафизика столь истончила наше богословие, что многие теперь серьезно утверждают, будто главное в Святой пятнице – то, что название пятницы[427]
происходит от имени Фрея[428]. Германская история попросту аннексировала английскую историю, после чего долгом практически каждого патриотичного англичанина стала гордость за то, что он немец. Ни гений Карлейля, ни культурологические проповеди Мэтью Арнольда, хоть они и были убедительны, не могли произвести подобного эффекта сами по себе, без внешнего влияния – причем влияния огромной силы.Неизвестно, к чему бы мы пришли, если бы нашу внутреннюю политику не стала менять наша внешняя политика. А наша внешняя политика зависела от все более отвратительных действий пруссаков, отныне – князей всех германских племен, распространявших германское влияние повсеместно. У Дании они отняли две провинции и Францию ограбили на две провинции. Падение Парижа во всем мире воспринималось как падение столицы цивилизации, подобно разграбленному готами Риму.
Но многие влиятельные люди в Англии ничего не хотели видеть, кроме явного успеха наших сородичей и старых союзников при Ватерлоо. Аморальность методов, при помощи которых этот успех был достигнут, вроде жонглирования претензиями на Аугустенборг[429]
или подделки эмской депеши, либо успешно замалчивалась, либо была негласно поддержана. Так критика чистого разума вошла в нашу этику, подобно тому, как прежде вошла в теологию.Наш взгляд на Европу оказался искажен и утратил пропорциональность из-за чрезмерной заботы о Константинополе и нашем пути в Индию, что привело Пальмерстона и последующих премьер-министров к поддержке Турции и формированию восприятия России исключительно как врага. Эта циничная тенденция сфокусировалась в странной фигуре Дизраэли, который занял протурецкие позиции при полном безразличии к христианским подданным Турции, что и было зафиксировано в Берлине в присутствии Бисмарка.
Дизраэли вполне сознавал противоречия и заблуждения англичан и довольно проницательно высказался о них. Чего стоит хотя бы его выступление в Манчестерской школе, где он заявил, имея в виду ее девиз: «“Мир и изобилие”, но мир в броне, и изобилие в окружении голодных». Однако то, что он говорил о мире и изобилии, выглядит пародией на его же слова, сказанные о мире с честью. Вернувшись с Берлинской конференции, он должен был сказать: «Я принес вам мир с честью, но мир с семенами самой страшной войны в истории, и честь быть простодушными жертвами старого задиры из Берлина».
Как уже упоминалось, в области социальных реформ именно Германия считалась лидером, нашедшим секрет преодоления зла индустриальной экономики. В случае со страхованием, который можно считать показательным, она сорвала аплодисменты, обязав рабочих откладывать часть своей зарплаты на случай болезни. Подобные меры предосторожности, как в Германии, так и в Англии, имели единственную цель: защитить бедных за их же собственный счет. Любое предубеждение против таких реформ воспринималось как пещерное невежество.