В английском уме есть что-то романтическое: его манят дали. Перед нами прекрасный пример того, что упускают из вида люди, склонные к дальнозоркости. Конечно, кое-что они получают взамен – стихи, похожие на приключения, и приключения, похожие на поэзию. Это наш национальный стиль, и сам по себе он ни хорош и ни плох – все зависит от предпочтений. Можно написать возвышенный текст о скрытых за горизонтом далях, куда нас умчат крылья рассвета, но мы останемся верны себе даже там, в безбрежных просторах океана. А можно просто сказать, что у дурака глаза одновременно смотрят в разные концы света.
В общем, неосознанные исторические сдвиги XIX века, столь медленные, что оставляли впечатление неподвижности, все-таки вели нас в том направлении, где работный дом трактовался как форма благотворительности. Однако в эти времена нашлось все же одно национальное учреждение, призванное сражаться и преодолевать. Это учреждение оказалось вдвойне национальным благодаря тому, что не было официальным, как не было и политическим в привычном смысле слова. Речь о профсоюзах, которые и по вдохновению, и по созданию – изделия английского духа, поскольку в Европе, как правило, их знают под английским именем трейд-юнионов.
Профсоюзы стали английским выражением усилий европейцев в противостоянии главной тенденции капитализма, его стремлении достичь своей естественной вершины – индустриального рабства.
В этом кроется что-то таинственное, занимательное, с точки зрения психологии. Человек, не ведающий своего прошлого, возвращается в него точно так же, как потерявший память совершает действия, руководствуясь подсознанием. Можно сказать, что история повторяет свой путь и – что самое забавное, – делает это бессознательно. Никто в целом свете не является столь невежественным относительно Средних веков, как английский рабочий – кроме, разве что, того британского бизнесмена, который его нанял. А между тем всякий, кто хоть что-то знает о Средних веках, не может не заметить, что современные профсоюзы на ощупь идут путем древних гильдий. При этом даже те знающие и достаточно ясно мыслящие люди, которые готовы провести параллель между современными профсоюзами и гильдиями, как правило, ни малейшим образом не затронуты не только средневековым мистицизмом, но даже средневековой нравственностью.
И поскольку мы уверены в правом деле профсоюзов и в собственных моральных принципах, то вышеизложенное обстоятельство – самое удивительное и даже парадоксальное доказательство высокой нравственности Средних веков. Доказательство через совпадение. Если, к примеру, ряд последовательных атеистов придет, в соответствии с собственными убеждениями, к мнению, что холостякам или незамужним следует жить в определенных группах без брачных связей ради помощи бедным или для исполнения в назначенные часы положенных служб, это будет очень сильным аргументом в пользу монастырей. Если эти атеисты, скажем, никогда не слышали о монастырях, – аргумент еще сильнее. А если они слышали, но ненавидят само имя монастырей, – то он силен абсолютно. Так же и здесь: то, что сторонники профсоюзов не называют себя ни католиками, ни даже христианами и как прогрессивные социалисты считают гильдии пережитком дремучих времен, – абсолютный аргумент в пользу гильдий.
Профсоюзное движение прошло через множество опасностей, в том числе через смехотворную попытку некоторых юристов объявить солидарность членов профсоюза преступным заговором, хотя их собственная корпоративная юридическая практика является на сегодняшний день самым сильным и поразительным примером подобного преступного заговора. Борьба профсоюзов вылилась в грандиозные забастовки, расколовшие страну в начале XX века по самым разным направлениям.
Но в это же время дал о себе знать еще один процесс, по природе куда более мощный – он тоже приведен в действие. Принцип, заявленный в новом законе о бедных, учитывает его, но в одном важном отношении меняет его направление, хотя нет никаких оснований считать, что вместе с направлением меняется и цель. Сегодня уже очевидно, что и сами работодатели, принявшие в расчет в своем бизнесе влияние профсоюзной организации, занялись организацией социальных реформ. Наиболее выразительно сформулировал эту тенденцию один из самых циничных аристократов парламента: «Мы все теперь тут социалисты»[426]
.