Краткая история Англии и другие произведения 1914 – 1917

В одной из глав я упоминал замечания покойного лорда Шефтсбери[175] с сожалением, но уважительно, уверяю вас. Однако по определенным пунктам он заслуживает безоговорочного уважения, какое только может быть выказано. Его критики говорили, что он «думал вслух»; наверное, это одно их самых благородных соображений, которое может быть высказано о человеке. Над ним за это насмехались журналисты и политики, не способные мыслить или же недостаточны смелые для высказывания своих мыслей. Но у него была еще одна черта, искупающая сотни ошибок его беспорядочного цинизма. Он мог публично изменить свое мнение, он мог публично покаяться. Он мог не только думать вслух, он мог и передумать вслух.

Час, когда он объявил о своем обращении, стал одной из поворотных точек Европы – он публично отказался от нехристианской и неевропейской политики, в которую его втянул ловкий хозяина Востока Дизраэли, и заявил, что Англия «поставила деньги не на ту лошадь». Он это сказал о поддержке, оказываемой туркам из неоправданного страха перед Россией. Но я не могу не думать о том, что, проживи он подольше, он бы почувствовал то же отвращение к своей долгой дипломатической поддержке великого союзника турок на Севере. Он не дожил, а мы дожили до того момента, когда «не та» лошадь понесла, увлекая нас во все более дикие места, пока мы наконец не осознали, что скачка оборачивается кошмарным бредом.

Кому же мы так доверялись? Как объяснить превращение мечты в кошмар, и особенно – удивительное спасение, благодаря которому нас не швырнуло в стихию разрушения, как швырнуло турок? Причина превращения в определенном духе, и не требуется какой-то особенной логики, чтобы дать ему определение. Тем более не стоит требовать ее от людей, открестившихся от логики, ведь в их случае речь идет не о стройной теории, а о путанице мыслей. В самом широком и самом простом смысле причина скрывается за словом «тевтонство» или «пангерманизм», и с него (поскольку именно он казался победителем 1870 года) начать лучше всего. Суть пангерманизма можно проиллюстрировать аллегорией.

Допустим, лошадь считает, что все иные существа имеют моральный долг пожертвовать своими интересами в ее пользу на том основании, что она обладает всеми благородными и необходимыми качествами, и вообще вещь в себе. В ответ на это ей указывают, что при подъеме на деревья лошадь несколько менее грациозна, чем кот, что любовники и поэты не так уж часто обращаются к лошадиным песням за вдохновением и предпочитают соловья, что при погружении под воду на средние и длительные сроки она чувствует себя менее комфортно, чем пикша, и что если разрезать ей живот, то шансов найти там жемчужину не так уж много, особенно по сравнению с устрицей.

На это лошадь могла бы ответить (и сделает так, потому что она просто тупая лошадь), что обладание непарным копытом существенно важнее жемчужин из океана, лазания на деревья или песен при луне; но скажет она не только это. Она поразмышляет несколько лет о котах, пока не обнаружит среди кошачьих характеристик «типично лошадиную каудальность, сиречь хвост»; итак, коты – это лошади, и каждый поднятый на верхушке дерева кошачий хвост – это флаг лошадности. У соловьев обнаруживаются ноги, которыми и объясняется красота их песен. Раз у пикши есть хребет, то она -морской конек. Даже устрицы, хотя внешне они не очень похожи на лошадей, что должно отделять их от последних, наполнены природными энергиями сродни тем, что движут лошадьми и делают их бег таким ровным.

Этот образ ничуть не более фантастичен, чем то, что утверждают тевтонцы. Немцы действительно говорят, что англичане – это просто морские немцы, то есть пикша на самом деле морской конек. Они действительно говорят, что соловьи Тосканы или жемчужины Греции – это в какой-то степени немецкие птицы и немецкие драгоценности. Они упорствуют в том, что итальянский Ренессанс на самом деле был немецким Ренессансом, и немцы брали итальянские имена, когда становились художниками, как поступают иногда кокни[176], когда становятся парикмахерами. Немцы предполагают, что тевтонами были Иисус и великие евреи. Один тевтонец, которого я читал, объяснял свежую энергию французской революции и косность их германских врагов тем, что во Франции пробудилась германская душа и атаковала латинское влияние в Германии.