Краткая история Англии и другие произведения 1914 – 1917

Он исчез после того, как язычники, казалось бы, окончательно закрепились в Англии. Предполагается, что он скрылся как изгой на одиноком островке среди непроходимых болот Паррета, в тех диких землях, где местные жители отдали себя в руки судьбы. Но Альфред, как он сам выразил в словах, брошенных как вызов, считал, что христианин не связан узами судьбы. Он вновь призвал к оружию разбитые дружины западных графств и, заручившись поддержкой Сомерсета, весной 878 года напал на укрепленный лагерь победоносных датчан около Этандуна. Эта внезапная атака повторила успех у Эшдауна, однако вслед за ней последовала осада, которая завершилась победой совсем другого рода. Гутрум, покоритель Англии, и все его именитые сподвижники оказались за частоколом, когда они наконец сдались, варварской эпохе датского завоевания пришел конец. Гутрум был крещен и, по условиям договора, заключенного в Уидморе, вынужден был очистить Уэссекс. Современный читатель улыбнется, пробежав глазами строчку о крещении, и проявит куда больший интерес к условиям договора. Подобная реакция окажется категорически неверной. Его, разумеется, должны утомлять частые ссылки на религиозную составляющую этой части английской истории, однако без нее никакой английской истории не было бы вовсе. И нигде эта истина не проявлена ярче, чем в случае с датчанами.

Последующие события показали, что крещение Гутрума было куда важнее договора в Уидморе. Сам договор – всего лишь компромисс, к тому же недолгий: столетие спустя датский король Канут стал подлинным правителем Англии. Однако, хотя корону и получил датчанин, крест он уже не отверг. Именно это, чисто религиозное, требование Альфреда осталось незыблемым. Сам Канут вспоминается теперь только как свидетельство конечности сил язычества, как король, обменявший свою корону на образ Христа и торжественно капитулировавший от имени своей Скандинавской империи перед вратами рая.

V. Святой Эдуард и нормандские короли

Читатель может быть удивлен тем, какое несоразмерное значение придается имени, стоящему над этой главой. Я поместил его туда, так как нахожу это лучшим способом выделить в начале, так сказать, «практической части нашей истории» одну едва уловимую и очень странную вещь. Ей можно дать парадоксальное определение: сила слабых королей.

Иногда полезно иметь избыточное воображение, чтобы представить возможность кого-то обезучить так же, как выучить. Я попрошу читателя забыть то, что он читал и учил в школе, и взглянуть на английскую монархию девственным взглядом. Пусть он допустит, что может познакомиться с древними королями так же, как с ними знакомилось большинство людей во времена попроще – из няниных сказок, из топонимов, из посвящений в церквях и богадельнях, из историй, услышанных в тавернах, и из надписей на кладбищенских камнях. И давайте допустим, что наш читатель совершит какой-нибудь весьма обычный английский поход, вроде путешествия по долине Темзы до Виндзора, или посетит старые светочи культуры, вроде Оксфорда или Кембриджа.

Одним из первых открытий на его пути станет, например, Итон – место выхолощенное, конечно, современной аристократией, но по сей день хранящее загадочный дух Средневековья и помнящее свое средневековое происхождение. Если он пожелает узнать подробнее о его происхождении, то даже обычный школьник поведает ему, что Итон был основан Генрихом VI[248]. Если наш читатель отправится в Кембридж и лично осмотрит часовню колледжа, в художественном смысле превосходящую все вокруг, ему разъяснят, что это королевский колледж. Пожелай он уточнить, о каком короле речь, то тут снова прозвучит имя Генриха VI.

Но если наш читатель отправится в библиотеку с целью почерпнуть сведения о Генрихе VI в энциклопедии, то он обнаружит, что этот легендарный великан, оставивший после себя плоды титанических трудов, был в общей картине истории едва заметным пигмеем. На фоне грозных, соперничающих величин великой национальной свары он был подобен нулю. Борющиеся за власть группировки перетягивали его из рук в руки, как куль с пожитками. Его мечты и представления о державе, кажется, даже не были сформулированы, и уж тем более не были осуществлены. Однако его подлинные мечтания воплотились в камне и мраморе, в дубе и золоте, и пережили безумие революций последующих эпох, в то время как помыслы тех, кто им манипулировал, рассыпались в прах и разлетелись по ветру.