Эдуард Исповедник[249]
, как и Генрих VI, был не только инвалидом, но и практически идиотом. Известно, что кожа у него была бледная, как у альбиноса, и что трепет, в который впадали находящиеся рядом с ним люди, частично был связан с его умственным нездоровьем. Христианское милосердие Эдуарда иной раз оборачивалось дурашливым своеволием, так что рассказы о нем напоминают истории о юродивых из великих русских романов. Рассказывали, что он дал убежать уличному вору под наивным предлогом, что вору украденные вещи нужны больше, чем ему. Этот случай странным образом противоречит утверждениям других королей, будто бы кража в их владениях невозможна. Однако тип поведения Эдуарда и тип поведения Генриха VI впоследствии хвалили одни и те же историки и, что забавно, в сравнительном анализе вздорного короля ставили выше разумного.В точности как в случае с последним представителем Ланкастерской династии, мы видим, что похвала имеет в долгосрочной перспективе самое практическое значение. Когда мы перейдем от разрушительной к созидательной части Средних веков, то обнаружим, что деревенский дурачок оказался вдохновителем городов и городских гражданских систем. Его печать мы найдем среди священных устоев Вестминстерского аббатства. Мы найдем победителей-нормандцев, в час победы преклонивших колени перед его призраком. На гобелене Байё, вытканном нормандскими руками, дабы оправдать нормандские притязания и прославить нормандский триумф, Вильгельм Завоеватель не отмечен ничем иным, кроме своего завоевания и незатейливой личной истории, повествующей о причине этого завоевания. Но над одром дряхлого недотепы, умершего, так и не нанеся ни одного удара – только над ним и больше ни над кем – изображена рука, указующая с небес. Так провозглашается истинная легитимация власти, которая правит миром.
Эдуард Исповедник удивителен во многих смыслах, но больше всего – в сложившейся ложной репутации «англичанина» того времени. Как я уже показал, в разговорах об англосаксонском типаже есть нечто нереальное. Англосакс – это мифический, широко расставивший ноги великан, оставивший отпечаток одной ноги в Англии, а второй – в Саксонии. Но на самом деле англосаксы – это сообщество, или, вернее, группа сообществ, живших в Британии до завоевания под именами, которые мы зовем саксонскими.
По крови они были более германцы и менее французы, чем те же сообщества после завоевания.
Их современная репутация однозначно противоречит реальному положению. Значимость англосаксов раздута, но при этом их достоинства отвергнуты. Предполагается, что наша англосаксонская кровь есть не что иное, как практичная часть нашей натуры, однако на самом деле англосаксы были куда менее практичны, чем любые кельты. Предполагается, что англосаксонское расовое влияние было оздоровительным или – многие сейчас думают, что это одно и то же – языческим. Но на самом деле эти «тевтоны» были мистиками.
Англосаксам мы должны быть признательны лишь за одно дело, которое они исполнили весьма хорошо, поскольку были способны сделать хорошо именно это. Они крестили Англию. Точнее, они крестили Англию еще до ее рождения. Стать англичанами -это как раз то, что англам совершенно не удалось. Но они стали христианами и выказали предпочтение монашескому пути. Современники, туманно говорящие о них как о наших первородных предках, никогда не воздают должное тому подлинному добру, которое они совершили. Они завели часы нашей истории – начав со сказки о веке невинности, они подарили нам все наши хроники, большинство которых начиналось с золотых инициалов святых. Становясь монахами, они сослужили для нас поистине бесценную службу – вот только, боюсь, не в качестве прародителей.
На северных берегах Франции, где Исповедник провел ранние годы своей жизни, лежат земли одного из самых могущественных вассалов короля Франции – герцога Нормандии. Герцог и его окружение представляют собой одну из самых живописных и любопытных страниц европейской истории. Но большинство из нас упускает эту страницу из вида, путаясь в клубке противоречивых фактов, которые самим нормандцам были бы совершенно непонятны просто потому, что не относятся к делу. Главную путаницу привносит нелепая беллетристика, дающая имя «нормандская» всей английской аристократии на протяжении огромного периода времени – целых трех сотен лет.
Теннисон сообщил даме по имени Вер де Вер, что наивная вера куда более значима, чем нормандская кровь[250]
. Но студент-историк, который способен поверить, будто бы леди Клара была обладательницей нормандской крови, может обнаружить, что сам оказался носителем наивной веры. На самом деле, как мы и увидим, когда доберемся до политической системы нормандцев, такой взгляд отрицает их подлинную значимость для истории. Поклонники этого модного взгляда упускают все лучшее в нормандцах точно так же, как они упускали все лучшее в саксах. Никто не знает, за что более следует благодарить нормандцев – за их приход или за их исчезновение.