Читаем Краткая история Англии и другие произведения 1914 – 1917 полностью

Однако создала эти средневековые установления именно толпа. Художник, высмеянный за многоголовость, за многоглазость и тысячерукость, создал эти шедевры. И если современный скептик, испытывающий омерзение перед демократическими идеалами, упрекнет меня за то, что я называю их шедеврами, я отвечу без раздумий – достаточно того, что само слово «шедевр» взято напрокат из терминологии средневекового плотника. Правда, такие понятия в рамках цеховой системы получили распространение в более поздние времена, а здесь мы только имеем в виду добровольное стремление вверх всех этих народных сообществ, зародившихся тогда. Они росли в городах и весях как молчаливый мятеж, как спокойный, величавый бунт. В современных конституционных странах практически нет политических учреждений, созданных народом – все они лишь получены народом. Есть только одна институция, истончившаяся, но все еще имеющая значение и силу, явившаяся призраком из Средних веков – профсоюзы.

Произошедшее в Средние века преображение сельского хозяйства напоминало всемирный оползень. По чудесному стечению обстоятельств, вопреки логике природных явлений, земля, так сказать, заскользила в гору. Аграрная цивилизация вышла на совершенно новый и гораздо более высокий уровень, причем тут обошлось без великих общественных потрясений и, похоже, даже без широких социальных кампаний, которыми можно было бы объяснить случившееся. Возможно, это единственный случай в истории человечества, когда падение осуществилось вверх. По крайней мере тогда изгои почувствовали почву под ногами, а бродяги обрели свою обетованную землю.

Такого рода события, конечно, не могли быть и не были просто случайностью. Если мы в серьезных делах обычно руководствуемся разумным планом, то тогда воистину произошло чудо. Появилось, подобно подземному племени, выбравшемуся на свет божий, нечто незнакомое великой цивилизации Римской империи – крестьянство. В начале Средних веков огромное космополитическое государство, постепенно христианизируясь, оставалось по-прежнему рабовладельческим – каким была старая Южная Каролина. А к XIV веку оно уже было почти таким же, как государство крестьян-собственников современной Франции.

Против рабства не принималось законов, его априори не запрещали догматами, против него не вели войн, никакой вновь появившийся народ или правящая каста не отвергали его – и тем не менее оно исчезло. Это удивительное, тихое преобразование – возможно, лучший показатель влияния народной жизни на общее положение вещей в Средние века, показатель того, насколько быстро ей удавалось производить новые формы бытия на ее духовной фабрике. Как и все остальное в средневековой революции, от соборов до баллад, оно было столь же анонимным, сколь и всеохватным. Признается, что самыми последовательными и активными радетелями свобод оказывались приходские священники и религиозные братства. Но от них не осталось имен, и никто из них в земном мире не снискал награду. Бесчисленные Кларксоны, неисчислимые Уилберфорсы[288] без помощи какой бы то ни было политической структуры, без венца народной славы трудились во всех деревнях Европы у постелей умирающих и в исповедальнях – и гигантская машина рабства пала.

Возможно, это была самая массовая работа, когда-либо предпринятая добровольцами. В этом и в некоторых других проявлениях Средние века вообще были эпохой добровольцев. В принципе, пусть и довольно грубо, можно зафиксировать стадии описанного процесса, но такая фиксация никак не объяснит ослабление тисков могущественных рабовладельцев – его вообще невозможно объяснить без подключения психологии. Я уже показывал, говоря о преображении Римской империи, служившей для всех этих столетий театральным задником, как мистический взгляд на достоинство человека должен был привести Европу именно к такому результату. Шагающие и говорящие столы или порхающие табуретки, вылетающие из окна без помощи крыльев, столь же представимы, как бессмертный раб. Но поскольку тут, как и везде, дух объясняет материальные явления, тогда как материальные явления не способны объяснить дух, процессы средневекового преображения имеют два чисто практических аспекта. Без их учета мы не сможем понять, как эта великая народная цивилизация была создана, равно как и была разрушена.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза