Краткая история Англии и другие произведения 1914 – 1917

Однако, преодолевая свойственные невежеству сомнения, я думаю, что анжуйский образ идеального королевского правосудия претерпел со смертью святого Томаса существенную деформацию. Конечно, смерть архиепископа ужаснула христианский мир, привела к канонизации жертвы и публичному покаянию тирана. Но все это – кратковременный эффект. Вскоре король восстановил свое право судить духовных лиц, и в дальнейшем короли и законники продолжили осуществление монархических планов. Но я полагаю, и это – вероятный ключ к загадкам последующих событий, что именно в тот момент и именно из-за шока, вызванного убийством, корона утратила то, что обеспечивало молчаливую массовую поддержку ее политике. Я имею в виду, что она потеряла народ.

Не нужно повторять, что остовом деспотии является демократия. Как правило, жестокость по отношению к сильным диктуется сочувствием по отношению к слабым. Самодержца как исторического персонажа нельзя судить по характеру его отношений с другими историческими персонажами. Аплодисменты ему достаются не от актеров, стоящих рядом с ним на залитой светом сцене, а от огромной аудитории зрителей, обычно сидящей во тьме, пока играется драма. Король, оказывающий помощь бесчисленным подданным, помогает безымянным, и пока он увлечен широкими жестами щедрости, он – христианин, делающий добро тайно.

Именно такой тип монархии соответствовал идеалу Средневековья, и будет ошибкой полагать, что он не мог воплотиться в реальности. Французские короли никогда не были столь милостивы к народу, как в дни, когда они становились предельно безжалостны к знати. Возможно, справедливо и то, что русский царь, бывший грозным владыкой по отношению к приближенным, для бесчисленных обитателей крытых соломой избенок оказывался милосерднее отца родного.

Почти наверняка центральная власть, основанная на подобном принципе, пусть она, возможно, в итоге и оказалась собственным могильщиком как в Англии, так и во Франции, могла бы как в Англии, так и во Франции предотвратить похищение немногими людьми и удержание ими в своих руках всего богатства и всей полноты власти вплоть до сего дня. Но в Англии идеал средневековой монархии споткнулся на том, чему убийство святого Томаса может служить самой яркой иллюстрацией. В этом событии было что-то надрывное, ошеломляющее, противоречащее инстинктам народа. Что именно здесь подразумевается, что было настолько значимым и характерным для Средних веков, я расскажу в следующей главе.

В любом случае наша гипотеза находит в последующих событиях подтверждение. Оно заключается не только в том, что великий, но самовластный план первого из Плантагенетов обернулся хаосом баронских междоусобиц точно так же, как и великий, но самовластный план Завоевателя обернулся анархией междуцарствия времен Стефана. С учетом всех допущений, делаемых ради конституционных фантазий, и кое-каких задних мыслей, кажется вероятным, что именно здесь монархию впервые покинула ощутимая часть ее моральной силы. Черты характера второго сына Генриха – Иоанна (Ричард по натуре больше подходит к теме предыдущей главы) – запечатлели этот факт, возможно, случайно, но вполне символично. Иоанн не был тусклым пятном на чистом злате Плантагенетов – тут дело сложнее, без резких переходов и контрастов. Но он действительно оказался Плантагенетом опозоренным, поскольку был Плантагенетом сломленным.

Нельзя сказать, что он выглядит хуже тех, кто ему сопротивлялся. Но он представлял собой тот тип плохого человека, во имя противостояния которому объединяются и плохие и хорошие. В смысле куда более тонком, чем тот, какой парламентские умники вложили в эти слова куда позже, он действительно завел корону не туда. Никому не придет в голову предположить, будто бароны времен Стефана морили голодом узников в башнях своих замков ради достижения политических свобод или же вешали несчастных вниз головой, как символ борьбы за свободный парламент. А в годы правления Иоанна и его сына бароны вели себя именно так. Захвативших тогда власть аристократов уж никак нельзя посчитать народом. Но они уже начали обосновывать захват власти борьбой за достоинство и свободу – как для современников, так и для позднейших конституционных историков.

Иоанн в результате одного из внезапных поворотов своей дипломатии предоставил Англию заботам Папы, точно так же как имение передают в ведение канцелярии. Но к несчастью Папа, попечение которого обычно было мягким и необременительным, именно в этот момент бился не на жизнь, а на смерть с германским императором, и он не намерен был упускать ни один пенни из тех, которые мог добыть. Его победа стала благословением для Европы, но проклятием для Англии, так как Папа использовал нашу страну в качестве казны для ведения войны за ее границами. По этой или другой причине, но баронская партия возвела вызванные этим обстоятельством недовольства в разряд принципов, а по сути – в основу политики.