Однако опыт Австралии отличался тем, что отмена регулирования была проведена лейбористским правительством. Лейбористы сочетали неолиберальную экономическую политику с корпоративистскими методами правления в попытке сохранить социальные параметры в работе рынка. Аккорд предусматривал некоторую защиту от последствий программы «новых правых», характерных для Британии и США: здесь процент безработных был меньше, заработная плата не опускалась ниже определенного уровня, нуждающиеся получали большую помощь. Уступая экономическим аргументам «новых правых», лейбористы все же надеялись избежать безжалостного отказа от ответственности за положение слабых и уязвимых.
Как и Маргарет Тэтчер, Пол Китинг настаивал на том, что альтернативного пуги нет. В 1990 г. он твердил о необходимости «убрать от рынка бесцеремонные руки бюрократии». Предложенный им выбор был суров: Австралия может продолжать «противопоставлять себя реалиям мировых рынков» или «отступить к несостоятельной политике прошлого». Глобализация — ключевое слово для обозначения этих реалий — служила как диагнозом, так и средством защиты от тех резких перемен, которые охватили Австралию. Их предчувствовал австралийский эрудит Барри Джонс, рассмотревший будущее своей страны в постиндустриальном мире в книге «Спящие, проснитесь!» (
К тому времени угрожающе реальной казалась мрачная обратная альтернатива. Исчезали те виды занятий, которые некогда обеспечивали надежную занятость. Продукция отечественных производителей одежды и обуви не могла больше конкурировать с дешевым импортом; предметы домашнего обихода поставлялись из Юго-Восточной Азии по низким ценам; городские офисы, ранее наполненные множеством машинисток и секретарей, теперь занимали персонажные компьютеры, которые придумывали в Силиконовой долине, а собирали где-то за границей. К сожалению, рост новых, высокотехнологичных отраслей промышленности, которые, казалось, должны бы поглотить излишек рабочей силы, не был устойчивым. Работодатели теперь не хотели содержать большой постоянный штат работников. Те, кто рассчитывал на карьеру и старался выбрать себе на всю жизнь такое занятие, в котором бы ценился опыт, которое позволяло бы со временем достойно выйти на пенсию, казались старомодными людьми. В среде менеджеров и специалистов считалось, что находиться на одной и той же должности дольше нескольких лет равносильно признанию своей несостоятельности.
Бремя подобных изменений ложилось главным образом на тех, кто меньше всего был способен его вынести. Потеря постоянной работы особенно пагубно сказывалась на иммигрантах из среднего класса, как мужчин, так и женщин, селившихся вблизи фабрик в больших городах. Упадок тяжелой промышленности ударил по таким индустриальным центрам, как Ньюкасл и Уоллонгонг в Новом Южном Уэльсе, Уайалла и Элизабет в Южной Австралии. Закрытие заводов в небольших городах еще больше усложняло жизнь сельских обитателей. С уменьшением фермерского населения стали закрываться школы, больницы, магазины и банки. От изменения практики найма, при которой выбрасывались на улицу наименее опытные работники и постоянный штат заменялся случайными кадрами, работающими неполный день, пострадала молодежь, не находившая применения после окончания школы, и процент безработных среди молодых людей оставался постоянно высоким.
В 1980-х годах уровень участия в рабочей силе вырос. К движению женщин за оплачиваемый труд, набиравшему силу в 1960- 1970-х годах добавились работники с неполным рабочим днем. Дискриминационная практика, стоявшая на страже интересов кормильца-мужчины, уходила в прошлое, но многим семьям необходим был заработок обоих взрослых, чтобы свести концы с концами. Каждая шестая семья в период между 1974 и 1987 гг. была неполной, и одинокие отец или мать, имевшие детей на иждивении, скатывались за черту бедности.