Взять на себя подобные обязанности могли только самые богатые и, как следствие, имеющие свободное время и более образованные семьи. В свою очередь, они получали от властей такие знаки общественного уважения, как право носить один меч и взять себе родовое имя. В деревне все подчинялись им, и они имели определенные возможности осторожно манипулировать делами в своих интересах. Также очевидно, что члены семей деревенской верхушки получали неплохое образование и знали, что такое хорошие манеры. Они часто увлекались изучением родной истории и литературы, но были и такие, кто посвящал себя предметам более практическим – медицине и агрономии.
Не менее важной, чем административные обязанности и культурные достижения помещичьего класса в эпоху Токугава, была его предпринимательская деятельность. Помещики, сохранившие часть своих земель непосредственно для выращивания урожая, как правило, сажали на них новые агрокультуры и пользовались самыми современными методами; при этом арендная плата, даже полученная в натуральной форме и потому требовавшая преобразования в деньги, обеспечивала им основной капитал для предоставления ссуд и обработки новых участков, имевших дополнительное преимущество – они не значились в официальных налоговых реестрах до тех пор, пока власти не устраивали новую перепись и переоценку имущества, а это случалось все реже. Помещики также активно занимались сельским предпринимательством: в основе благосостояния многих представителей мелкопоместного дворянства лежало производство саке и соевого соуса. Несколько меньше были распространены перемотка шелка-сырца, шелковое ткачество, чесание и прядение хлопка, окрашивание тканей, производство растительного масла, заготовка древесины и грузовые перевозки.
Развитие сельской элиты помещиков-предпринимателей, представители которой имелись почти в каждой деревне, считается одним из самых значительных аспектов наследия эпохи сёгуната Токугава в современной Японии. Оно заслуживает пристального внимания историков, сейчас, по-видимому, уже готовых обратиться к данному вопросу, даже если сие означает, что их интерес будет сосредоточен на небольшой группе крестьянства. Пожалуй, не самая приятная правда заключается в том, что до недавнего времени история рассказывала лишь о делах и чаяниях элиты, а не народных масс.
В этой огромной столице не найдется дома, где ничего не производят или не продают. Здесь рафинируют медь, чеканят монеты, печатают книги, ткут богатые ткани с золотыми и серебряными цветами. Здесь изготавливают лучшие и самые редкие красители, хитроумные резные фигурки, всевозможные музыкальные инструменты, картины, шкафчики, покрытые черным лаком, разные предметы из золота и других металлов, особенно из стали, лучшие закаленные клинки и другое оружие, безупречно совершенное, а также самые богатые платья по самой изысканной моде, всевозможные игрушки, марионетки, которые сами двигают головой, и множество других вещей, коих слишком много, чтобы все их перечислить. Одним словом, нельзя вообразить себе вещь, которой не нашлось бы тут, и нет таких товаров из других стран, которые тот или иной ремесленник в столице не взялся бы воспроизвести, при том сделав подражание искуснее и аккуратнее оригинала [130]
.В таких словах достопочтенный Энгельберт Кемпфер описывал свои впечатления от Киото в 1691 году. За предыдущие столетия город смог восстановиться от разрушений, которые ему нанесли смута годов Онин и последующие войны. В художественной сфере это возрождение превратилось в ренессанс, в авангарде которого стояли иллюстраторы Хонами Коэцу (1558–1637) и Таварая Сотацу (ок. 1570–1643). Первый происходил из семьи профессиональных точильщиков мечей, но приобрел известность как «непрофессиональный» гончар, каллиграф, художник по лаку, декоратор и мастер художественной ковки. Второй, о котором известно намного меньше, вероятно, начинал карьеру, расписывая веера, но позже переключился на другие виды живописи.