Краткая история Японии

Токугава Ёсинобу никак не реагировал на действия лоялистов, однако многие его вассалы, особенно в северных провинциях, так легко сдаваться не собирались, и война Босин, начавшаяся в окрестностях Киото в январе 1868 года, продолжалась до окончательной сдачи токугавских войск на Хоккайдо в июне 1869-го. Несмотря на боевые действия, новое правительство смогло сразу приступить к важной задаче реструктуризации администрации страны, которая подразумевала, в числе прочего, переезд императора в Эдо, теперь получивший название Токио (Восточная столица).

В основе этих успехов лежал плюрализм системы бакухан, позволявшей проводить изменения не извне, а изнутри существующей структуры, на основе ее традиций. Другими словами, реставрация Мэйдзи не была похожа ни на Нормандское завоевание Англии, ни на Великую французскую революцию. На схеме ниже показано, как по мере ослабления главных элементов старого режима бакухан ранее подчиненные или альтернативные элементы занимали их место, и появлялся простор для нововведений. Сторонники реформ 1868 года относились в основном к среднему и низшему классу самураев и сельских торговцев. Коммерсанты из крупных и мелких городов от происходящего предпочли дистанцироваться. И хотя обществу Мэйдзи предстояло обрести буржуазные черты, сама буржуазия долгие годы стояла на втором месте после элиты общества. Все активные сторонники реставрации принадлежали, как правило, к одному высшему сословию. Подавляющая часть населения, около 90 %, в то время никак не участвовала в общегосударственной политике. И, как ни парадоксально, двор в Киото при отце Мэйдзи, императоре Комэе (1831–1867), воспринимал идею реставрации скорее отрицательно, активно интриговала против бакуфу лишь небольшая группа аристократов.

1 – Двор в Киото

2 – Бакуфу в Эдо

3 – Княжества фудай

4 – Княжества тодзама (Сацума, Тёсю, Тоса и Хидзэн)

5 – Старшие вассалы

6 – Младшие вассалы

7 – Городские торговцы

8 – Сельские торговцы

9 – Китайские науки

10 – Национальные науки

11 – «Голландские» науки

С идеологической точки зрения движущей силой реставрации был не спонтанный взрыв верноподданнических чувств к императорскому дому и не внезапное отвращение к бакуфу. До 1868 года ею были радикальный национализм и ксенофобия молодых самураев, постепенно охватившие и интересовавшихся политикой помещиков-предпринимателей в деревнях. Движение Сонно дзёи («Почитай императора, изгоняй варваров!») инициировали неравноправные соглашения с западными державами, а неспособность бакуфу противостоять иностранцам вызывала все более серьезную критику.

Роль внешней политики как фактора реставрации преуменьшается современными историками и на Западе, где люди не стремятся копаться в собственном империалистическом прошлом, и в самой Японии, где оно противоречит предвзятым суждениям националистов и марксистов, считающих первичной внутреннюю эволюцию и мотивацию. Возможно, что-то вроде реставрации Мэйдзи все равно произошло бы к концу XIX века, даже если бы западной агрессии не было, поскольку в Японии уже повсеместно знакомились с западными технологиями и возможностями, которые они давали. И все-таки факт остается фактом: самой очевидной причиной реставрации монархии стал провал восходившей к доиндустриальной эпохе политики закрытой страны.

Промышленная революция, даже на ранней стадии железа и пара, дала Западу огромное технологическое преимущество перед остальными «частями» мира и в то же время обострила потребность в рынках и ресурсах. В случае с Японией инициатором открытия до сих пор неиспользуемого региона выступили Соединенные Штаты Америки. Их интересовала не столько торговля с этой, в то время относительно бедной страной, сколько возможность заходить в японские порты для пополнения запасов продовольствия и устраивать там стоянку своих торговых судов, следующих в Китай. Существовала также проблема потерпевших кораблекрушение – их японская политика самоизоляции практически не учитывала. Севших на мель американцев брали под строгий арест, а затем отправляли из страны через Нагасаки, а спасенных японцев было трудно репатриировать. И наконец, протестантская Америка XIX века, странным образом соединявшая филантропические настроения с нетерпимостью, была готова возобновить миссионерскую деятельность, от которой пришлось отказаться католической Португалии в XVII веке.