Читаем Краткая история Японии полностью

С годами отставной сёгун пожелал иметь репутацию благожелательного человека (у Хидэёри таких мечтаний не было). И если благожелательность означает добродушное отношение к людям в целом, даже с теми, с которыми вас ничего не связывает, готовность понять чужую точку зрения и сотрудничать, а не соперничать с другими, то Иэясу Токугава был благожелательным. Незадолго до смерти он завершил давно начатые приготовления к собственному обожествлению, возможно, надеясь продолжить после нее «дозор», который нес в течение жизни. Если он действительно остался на земле в виде некоего доброго духа-защитника среди огромных тенистых кедров и чистых горных ручьев храма в Никко, посвященного ему, то был вознагражден картиной векового правления своих потомков в мирном и процветающем обществе и мог удовольствоваться тем, что закат величия рода Токугава оказался вполне достоин его рассвета.

Законы для элиты: буддийские общины и императорский двор

В основе административной системы сёгуната Токугава лежали подробно разработанные правила для главных групп населения и сословий. Эти правила были сведены в кодексы, которые при каждом новом сёгуне подтверждали и иногда пересматривали. Один такой свод правил, выпущенный между 1601 и 1616 годами и известный в совокупности как установления для буддийских монастырей (дзиин хатто), оставлял доктринальную и внутреннюю организацию общины целиком в руках духовенства, но оценивал как правонарушение агрессивную проповедническую деятельность и передавал управление и налогообложение храмовых имений под наблюдение бакуфу. Эти и более поздние установления и уложения для религиозных общин проводили в жизнь чиновники бакуфу – храмовые магистраты (дзися бугё). Таким образом, законодательство поставило буддизм и синто в полную зависимость от защиты Токугава.

С двором и аристократами произошло то же самое. Законы о благородных семьях (кугэ сё хатто), изданные в 1615 году, жестко ограничили личную свободу передвижения императора и его придворных. Им не только запрещалось выезжать из Киото – даже внутри города своих предков они не имели права выходить за пределы дворца и прилегающих к нему территорий. Из одного установления аристократы вообще узнали, что им «строго запрещено, будь то днем либо ночью, прогуливаться по улицам или дорожкам, где у них нет никакого дела»… Еще более очевидным оказалось стремление отстранить императора от любой активной роли в политической жизни страны. Именно с этой целью бакуфу настойчиво, что называется, перетягивало на себя право раздавать придворные и церковные должности. Монарх оставался лишь символом суверенитета страны, он обладал «правом» назначать сёгуна и исполнял традиционные религиозные функции в качестве главного посредника между небом и землей в соответствии с конфуцианскими понятиями или между своими божественными предками и подданными в синтоистских ритуалах. Тем не менее, хотя двор в Киото жил, по сути, пленником расположенного в Эдо бакуфу, Токугава позаботились о том, чтобы эта клетка была должным образом позолочена. Следуя примеру Ёритомо и регентов Ходзё, они всегда отзывались о дворе подчеркнуто уважительно и вели себя, будучи там, так же. Каждый раз, когда дворцы и особняки знати в Киото приходили в негодность или страдали от пожаров и стихийных бедствий, правительство в Эдо спешило отстроить их заново. И самое главное, императорский дом и другие придворные семьи регулярно получали удовлетворительный (хотя вряд ли роскошный) доход от определенных имений сёгунов, выделенных специально для их материального обеспечения.

Центральное правительство и местная автономия: система бакухан

Перейти на страницу:

Похожие книги