Если не вдаваться в подробности, то древние греки более 2000 лет назад совершенно точно занимались дистилляцией, но нигде нет никаких указаний на то, что они перегоняли спирт. Они тратили ценное умение на производство обычной питьевой воды.
Большинство исследователей приписывают изобретение перегонки спирта различным североафриканским ученым-арабам X века н. э. Однако все эти ученые были химиками, и их не интересовало, чем бы напиться (скорей всего), — их интересовала химия. Споры на этот счет не утихают: существует в том числе мнение, что спирт упоминается и у Абу Нуваса (см. главу 10). Но наверняка никто утверждать не может. И идея совершенно определенно не прижилась ни в Африке, ни в Европе.
Затем у нас появляется масса многообещающих зацепок, когда в исторических текстах упоминаются вещества, по описанию очень похожие на спиртное, но так ли это — доподлинно не установишь. Например, в XII веке англичане из войска Генриха II, радостно разоряя ирландский монастырь, нашли несколько бочонков с неизвестным напитком, обжигающим горло и невероятно забористым. Очень похоже на спирт. В конце концов, монастыри были средоточием и наук, и пития, так что почему бы нет. Но с таким же успехом это мог оказаться очень крепкий и очень пряный эль. Истину мы уже не узнаем.
Дело осложняется еще и тем, что средневековые трактаты по алхимии и медицине написаны шифром или просто очень туманны. Однако примерно с XV века уже встречаются упоминания об использовании дистиллированного спирта в лекарственных целях в очень малых дозах. Судя по всему, некоторые больные, обнаружив, что лекарство недурно на вкус да еще и пьянит, были не прочь принимать его почаще и побольше. Но спирт пока еще стоил слишком дорого.
В 1495 году король Шотландии Яков IV купил у одного монастыря несколько бочонков виски — «аква вита», как его тогда называли. Заказ немаленький, примерно эквивалентный нескольким сотням бутылей — для лечебных целей это явно чересчур. Но Яков IV был королем и мог себе такое позволить, а монастырь был специализированным учреждением и, вероятно, одним из очень и очень немногих мест, где спирт производили в больших объемах.
Сотню лет спустя аква вита подавали в одном питейном заведении где-то в непосредственной близости от Лондона. Напиток по-прежнему был диковинкой, о которой большинство даже не слыхивало. А потом, во второй половине XVII столетия, в Западной Европе начался бум на крепкое спиртное. Французы внезапно увлеклись бренди, а голландцы — женевером. Англичане тем временем были сперва заняты гражданской войной, а потом оказались под властью пуритан, которые спиртное не жаловали.
Затем наступила Реставрация, и английская аристократия хлынула из Франции домой с привитым на чужбине вкусом ко всевозможным забавным новинкам — шампанскому, вермуту и бренди. Напитки приобрели статус аристократических. Однако офранцуженная аристократия встала Англии поперек горла, и в 1688 году англичане отправили монарха обратно за Ла-Манш, а на трон посадили голландцев — Вильгельма и Марию. Вильгельм-то и привез в Англию джин.
Популярности джина в Англии способствовали четыре фактора — монархия, военные, религия и спасение мира от голода. Факторы все как один вполне себе достойные и веские. Некоторые историки добавляют еще «ненависть к французам», и тогда всего причин получается пять.
Итак, пункт первый — монархия. Король Вильгельм III любил джин, потому что был голландцем, а голландцы поголовно любили джин.
Пункт второй — военные. Голландские военные любили джин по двум причинам: потому что были голландцами, и потому что джин наделял голландских военных особой храбростью, благодаря которой в английском языке хмельную удаль по сей день зовут «голландской».
Третий пункт — религия. В этот период европейские страны вели бесконечные войны — в основном на религиозной почве, между католиками и протестантами. Англия и Голландия были протестантскими, так что английские солдаты сражались бок о бок с голландцами, пили с ними вместе и возвращались домой с похмельем и привычкой к джину. Поэтому джин был сразу и военным, и протестантским напитком.
В-четвертых, спасение мира от голода. С незапамятных времен, а возможно и дольше, любая страна сталкивалась с проблемой неурожаев. В обычный, урожайный год земледельцы выращивали ровно столько зерна, чтобы хватило в пищу, но не больше, потому что иначе его невозможно было продать и оно залеживалось. Однако время от времени случались неурожаи. Тогда зерно оказывалось в дефиците, но земледельцев это совершенно не печалило.
Занятная особенность аграрной экономики заключается в том, что неурожай — это значит меньше зерна; меньше зерна значит повышение цен; повышение цен значит, что в неурожайный год земледельцы выручают от продажи зерна столько же, сколько в урожайный, при этом с меньшими хлопотами.
Страдали от неурожая бедняки и нуждающиеся, а также власти. Власти страдали больше всех, поскольку им приходилось бороться с ропотом и недовольством бедняков и нуждающихся, которые устраивали бунты.