И вот Вильгельм III нашел, как ему казалось, отличный выход. Джин делается из зерна, причем не особенно важно, насколько качественного: после сбраживания и перегонки разницу на вкус не заметишь. Соответственно, если удастся приучить Англию к джину, появится обширный рынок сбыта для излишков зерна в урожайные годы, а в неурожайный год эти излишки покроют недостачу. Зерно будет хоть и не лучшего качества, но все же съедобное. Так с голодом можно покончить навсегда. Но для этого джин должен завоевать безоговорочную популярность.
Вильгельм III решил сделать джин доступнее пива, полностью освободить его от пошлин и ограничений и позволить перегонять любому, кто пожелает. Кроме того, нужно было запретить импорт французского бренди. Но его Вильгельм III и так уже запретил, поскольку, как любой здравомыслящий английский монарх, вступил с Францией в войну.
Вот так мадам Женева, ксенофобски настроенная дочь голландки и английского пехотинца, пришла покорять огромный и пугающий Лондон.
На рубеже XVII–XVIII веков Лондон был крупнейшим городом Европы. Это создавало массу сложностей. Английское общество отличалось выраженной дисциплинированностью — в условиях жизни небольшими группами, предпочтительно деревенскими. Полиции как таковой там не существовало, но в деревне в ней никто и не нуждался. Все и так были друг у друга на виду. Общегосударственных законов тоже, по нашим меркам, принимали немного, но и в них почти не было необходимости. В деревне, где всем и каждому полагалось сунуть нос в любое ваше дело, для поддержания общественного порядка хватало общественного мнения, то есть худой молвы и косых взглядов. Никто не мог прыгнуть выше головы, притвориться кем-то другим, сбежать от своего прошлого.
В деревне была даже система социального обеспечения — приход. Любой бедный прихожанин, оказавшись в отчаянном положении, имел право уповать на милость прихода, и ему оказывали помощь. Небольшую. Однако абсолютной нищеты все же удавалось избежать.
А потом все двинулись в Лондон. Не все разом, конечно, но для нас это несущественно. Поговаривали, что в Лондоне улицы вымощены золотом, деньги сами идут в руки, а богачи просятся в мужья. В Лондоне открывалась бездна возможностей, каждый получал шанс стать кем угодно. Лондон не знал себе равных.
Справедливости ради, Лондон действительно не знал себе равных. Кроме Лондона в Англии было всего два города с населением свыше 20 000 человек. В Лондоне жило 600 000. Ничего подобного никто прежде не видывал. Жизнь там строилась совершенно иначе. Можно было сохранять анонимность. Разве не изумительно: идешь по улице — а среди прохожих ни одного знакомого. Настолько изумительно, что об этом писали целые газетные статьи.
Можно было одеться побогаче. И если вы одеты как джентльмен, в вас не заподозрят никого иного, что тоже изумляло. А еще подрывало и расшатывало все устои общественного порядка. Вот этот человек, на вид истинный джентльмен, может оказаться плебеем, зато вон тот, в лохмотьях, может быть вчерашним джентльменом — как раз на это время пришелся большой обвал рынка ценных бумаг, крах «Компании Южных морей». Кроме того, Лондон наводняли герои бесчисленных сражений, готовые поколотить любого, кто обратится к ним не по званию. Можно было строить из себя кого и что угодно, ни одна живая душа не знала, кто вы на самом деле, вам все сошло бы с рук. В любом деле был шанс продвинуться невероятно далеко — и в обнищании тоже. Рассчитывать на приходскую систему социального страхования мог лишь тот, кто сидел в родном приходе. В Лондоне бедняк оставался один-одинешенек.
Ну то есть не совсем. Вокруг полно было других бедняков. Они жили в трущобах и скоплениях лачуг в Ист-Энде и окрестностях Вестминстера. Там обитали отчаявшиеся и опустившиеся. Они жаждали забыться. Им нужен был свободно продаваемый напиток, который пьянил бы мертвецки и влет, а стоил бы гроши, поскольку не облагался никакими пошлинами. Им нужно было пить до отключки на своем бедняцком тюфяке. Им хотелось утолить печаль, припадая к утешительной мадам Женеве — или, как сулили надписи над входом в притон: «За пенни — набраться, за два пенса — надраться, чистая солома — бесплатно».
В каждой главе я стараюсь как можно скорее переходить к конкретике. Так что вся приведенная выше социально-экономическая подоплека — это хорошо, но где в конечном счете добывал джин пресловутый лондонский бедняк? И когда? И у кого? Как выясняется, где угодно, в любое время и у кого угодно.