Краткая история равенства

Поэтому на нынешнем этапе нам прежде всего надо воссоздать такой нарратив и продемонстрировать, каким именно образом социальное государство и прогрессивный налог обеспечивают системную трансформацию капитализма. Если довести их логику до победного конца, эти механизмы представляют основополагающий этап на пути к новой форме демократического, децентрализованного, экологичного, многогранного, основанного на самоуправлении социализма, позволяющего создать новый мир, в котором будет гораздо больше равенства и свободы, чем в нынешнем. Исторически социалистическое и коммунистическое движение строилось на существенно иной платформе, включавшей в себя государственную собственность на средства производства и центральное планирование, которая обернулась крахом, но в действительности так и не была заменена той или иной альтернативой. По сравнению с ней социальное государство и прогрессивный налог нередко считались «мягкими» формами капитализма, неспособными поставить под сомнение его глубинную логику. Перед Первой мировой войной за прогрессивный налог ратовала радикальная партия, стремившаяся к «социальной реформе с уважением к частной собственности». Социалисты же скептически относились к начинанию, ограничивающемуся снижением постфактум неравенства, порожденного капиталистической системой, не затрагивающему глубинную суть процессов производства, не подвергающему пересмотру связанные с ними общественные отношения и рискующему стать помехой на пути рабочего класса к пролетарской революции. Эти исторические корни и дебаты в огромной степени влияют на представления о проблеме и сегодня. Мне кажется настоятельно важным их пересмотреть, причем сразу по нескольким причинам.

Во-первых, вполне очевидно, что все зависит от того, насколько прогрессивна шкала налогообложения. Прогрессивный налог с максимальной планкой в 2 % – совсем не то же самое, что прогрессивный налог с планкой, достигающей 90 %. Хотя опыт XX века продемонстрировал возможность успешно применять на вершине имущественной иерархии ставки, граничащие с конфискационными, на самом деле этот основополагающий исторический урок мало кому известен. Во-вторых, к вопросу о прогрессивном налоге в обязательном порядке надо подходить без отрыва от социального государства. Становление в XX веке социального государства всеобщего благосостояния, сопровождавшееся, как мы уже видели, активным движением за обобществление богатств (благодаря которому налоговые поступления в ведущих европейских странах увеличились с менее 10 % в 1914 году до 40–50 % в 1980–1990-х годах), показало, что за пределами рыночной логики можно выстроить целые сектора экономики, причем не только здравоохранение и образование, но также культуру, транспорт, энергетику и т. д. Заранее ни одна душа не может предсказать, куда в своем развитии придет этот процесс, какие затронет отрасли, какие децентрализованные, партисипаторные организационные формы создаст в них в будущем (больницы и центры по уходу, школы и университеты, ассоциации и фонды, государственные ведомства и территориальные общины, кооперативы и местное регулирование). Аналогичным образом очень сложно прогнозировать размах и конкретные механизмы коллективного финансирования, которые в нем будут задействованы (не исключено, что в один прекрасный день на эти цели будет направляться 60 %, а то 70 % от национального дохода[170]). Вместе с тем можно с уверенностью сказать, что для реализации следующего этапа обобществления богатств нам в обязательном порядке следует вернуться к системе коллективного финансирования, базирующейся на требовательной концепции фискальной и социальной справедливости. Без схемы привлечения самых высоких доходов и состояний, проверенной на практике и подверженной контролю, иными словами, без возврата к прогрессивному налогу никакой новый этап строительства социального государства и исторического процесса декоммерциализации просто невозможен.