Краткая история тела. 24 часа из жизни тела: секс, еда, сон, работа

Как раз сейчас я бы посмотрела какой-нибудь коротенький сон. Я снова в постели. На часах 0.38. Усталость борется во мне с возбуждением. Мое тело, утомившееся после тяжелого дня, жаждет сна, но мозг напряжен. Физические нагрузки не всегда обеспечивают хороший сон, но они помогают тем, кто страдает бессонницей (помогают, по крайней мере, настолько же хорошо, как таблетки, если верить некоторым исследованиям). А у тех, кто и так спит недурно, сон может стать немного более продолжительным и глубоким[473]. Некоторые ученые считают, что положительное воздействие занятий спортом на сон может объясняться более длительным пребыванием на дневном свету, которое часто сопутствует физическим тренировкам. Ежедневная доза яркого солнечного света не только улучшает сон, но и действует как антидепрессант. Взрослые люди, ведущие малоподвижный образ жизни, обычно находятся на дневном свету около 20 минут в день, а те, кто занимается спортом, – примерно в три раза дольше.

Я могу выпить стаканчик, чтобы побыстрее заснуть, но вообще это не рекомендуется. Хотя выпитый на ночь алкоголь сначала и заставляет вас почувствовать сонливость, позже, когда он усваивается организмом, некоторые его составляющие оказывают стимулирующий эффект, заставляя вас просыпаться посреди ночи. Недавно ученые поняли, почему так происходит[474]. Алкоголь воздействует на таламус – участок мозга, чрезвычайно важный для ритмов сна – бодрствования и для веретенообразных волн второй стадии сна. Ученые говорят: таламус настолько чувствителен, что бокал-другой сделает ваш ночной сон менее крепким, а то и вообще заставит ворочаться с боку на бок.

Я знаю, что в конце концов все же отключусь. Я не отношусь к людям, страдающим неизлечимой бессонницей, для которых ночь – это не идущая под уклон тропинка к забытью, а унылая и бесконечная дорога бодрствования. И все же завтра мне предстоит сделать слишком много, чтобы я могла позволить себе потерять хотя бы час драгоценного сна.

Ночное бдение не всегда оказывается таким – как бы это сказать? – наказанием. Однажды, когда я спала под навесом хижины в горах Нью-Гемпшира, меня разбудило шуршание и уханье какого-то ночного животного. Я передвинулась к краю деревянного настила и лежала там в своем спальном мешке, наблюдая за тем, как серп луны медленно ползет по небу и наконец скрывается за поросшим соснами горным склоном. Ночь была полна звезд, и росы, и странных запахов; часы текли незаметно; света и тепла прибывало понемножку. Я чувствовала себя полной сил, восхищенной и счастливой тем, что могу бодрствовать в эту ночь и наблюдать за тем, как день приходит на смену ночи.

Впрочем, тогда я была молодой. А теперь я работающая мать, которой вечно не хватает сна. Раздражение, заботы, бессонница. Так что же мне делать?

* * *

Сон – это омовение усталого тела, нежная нянька, бальзам для раненой души. Это набоковский «идиотический союз» или зачитанный до дыр сборничек Колриджа. Количество метафорических описаний того, что есть сон, практически равно количеству теорий о том, что он делает. За последние десятилетия мы многое узнали о физиологии сна, о его нервной регуляции, но вопрос о предназначении сна остается первостепенной проблемой. Что за преимущества несет в себе это сложное и небезопасное явление? Ради чего мы треть жизни отключаем органы чувств и расслабляем мышцы, подвергаясь риску быть застигнутыми врасплох? Не лучше ли всегда оставаться готовыми к опасности, бодрствующими и активными?

«Если сон не выполняет действительно жизненно важной функции, – однажды заметил Аллен Рехтшаффен, – тогда это величайшая из всех ошибок эволюции»[475].

Эту жизненно важную функцию дьявольски трудно понять. Когда мы хотим постичь назначение какого-либо органа или процесса, один из самых распространенных методов – их изъятие или исключение. Рехтшаффен и его коллеги из Университета Чикаго провели известную серию экспериментов, доказавших, что лишенные сна крысы едят больше обычного, но все равно теряют в весе и расходуют в два раза больше энергии. У них нарушается терморегуляция, на лапах и хвостах образуются незаживающие раны. Примерно через две с половиной недели они умирают – быстрее, чем если бы их совершенно лишили пищи.