1867 годом в Венгрии завершилась эпоха революций. Завершилась хотя и временно, но надолго, на несколько десятилетий, до тех пор, пока мир не был разбужен и потрясен январскими 1905 г. ружейными залпами в Петербурге, у Зимнего дворца. С торжеством капиталистической цивилизации романтизм вовсе не исчез бесследно. Революционная романтика эпохи «бури и натиска» и даже отголоски героической поэзии куруцев продолжали жить в чардашах и рапсодиях Ференца Листа, открывших таинственные глубины венгерской души и национального характера всему человечеству и самой нации. Творчество великого композитора, истинного европейца и искреннего венгерского патриота, по происхождению наполовину немца, частично француза, большую часть жизни прожившего за пределами родины и тем не менее сумевшего столь аутентично выразить суть национального гения, — это своего рода загадка, не до конца еще разгаданная. Лист не стал бы подлинным классиком мировой музыкальной культуры, если бы не оказался в плену исторического прошлого и в его сочинениях не угадывалась музыка будущего, новый музыкальный язык XX в. В сочинениях композитора прослушивались мотивы, которые прозвучали затем у Малера, Шенберга, Стравинского и, наконец, прямого наследника Листа Белы Бартока. Музыка Листа связывала романтизм с модернизмом.
Несколько более скромно и не столь ярко эта тенденция может быть прослежена и в творчестве плодовитого и популярного писателя-романиста, когда-то на заре своей жизни соратника Петёфи по революционной борьбе Мора Йокаи (1825–1904). Многие произведения из его 100-томного литературного наследия, ярко оживляющие героические страницы национальной истории, благородные подвиги венгерских дворян, заставляют учащенно биться сердца читателей и в конце XX в. Некоторые из романов. Йокаи, такие, как «Черные алмазы», «Венгерский набоб», «Сыновья человека с каменным сердцем», легли в основу художественных кинолент, завоевавших симпатии советских зрителей. Новое же в его творчестве последней трети XIX — начала XX в. не только в том, что, идя в ногу со временем, он выводит в качестве положительного героя венгерского буржуа-либерала, который отстаивает интересы «нации» в борьбе против австро-немецкой конкуренции, но и в реалистическом изображении окружающей героя действительности, жизни и быта венгерского общества, вступившего на путь капитализма.
Переход художественной литературы от романтизма к реализму (даже к критическому реализму) прослеживается в романах и повестях таких крупных прозаиков, как Калман Миксат (1847–1910) и в особенности Жигмонд Мориц (1879–1942). Миксат силен едкой критикой, саркастическим высмеиванием господствующих в капиталистическом обществе нравов, сатирическим изображением бессмысленной погони новоявленных отечественных буржуа и благородных кровей «джентри» за чинами, богатством, состоянием, престижными должностями, разоблачением безнравственности профессиональных политиков и князей церкви. Его сатира изобличительная, но не конструктивная: выхода и силы, способной помочь нации, он не видел.
Глубоким сочувствием к страданиям обездоленных и угнетенных крестьян проникнуты произведения Морица, который описал жизнь венгерской деревни, эгоизм и бесчеловечность нового ее хозяина — «жирного крестьянина», кулака, богатея. Мориц не только родоначальник критического реализма в венгерской литературе, но и первый из блестящей плеяды «крестьянских» писателей, которым в 1920–1940 гг. предстояло сыграть видную роль и в литературе, и в культуре, и в общественной жизни страны.
Те же процессы наблюдались и в искусстве, в особенности в живописи. Вырываясь из стеснительных для новой эпохи рамок академического романтизма, все больше отходя от романтико-патриотического осмысления настоящего через прошлое, изобразительное искусство поворачивалось лицом к действительности и к ее реалистическому отображению. Художники вдруг увидели простых людей — крестьян, рабочих, т. е. народ. Персонажами своих полотен вслед за Михаем Мункачи (1844–1900) и Палом Сиинеи-Мерше (1845–1920) народ сделали мастера кисти нового поколения Адольф Феньйеш (1867–1945) с его серией «Жизнь бедняков», Карой Керншток (1873–1940), впервые в истории венгерской живописи изобразивший социалистического «агитатора». Импрессионизм Синнеи-Мерше нашел свое продолжение и развитие в работах таких интересных и тонких живописцев, как Тивадар Чонтвари (1853–1919), Йожеф Риппль Ронаи (1861–1927) и др. Эстафету подхватили молодые тогда, в начале XX в., представители постимпрессионизма и экспрессионизма, в том числе революционеры-интернационалисты Бела Уитц (1887–1972) и Эрнё Цобел (1883–1976). Из модернистского течения в 1908 г. выделилась группа венгерского авангарда — «Восьмерки». К. Керншток, Р. Берень, Б. Пор и другие члены группы, отрицая импрессионизм с его поклонением форме, своим божеством сделали композицию, доведя ее до разрушения формы и абстракции.