Краткий миг

И работалось легко, решения приходили словно сами собой из ноосферы, и были они дивно точны и продуктивны, попадались нужные люди, а ненужные отпадали сами собой безо всяких конфликтов и неприятностей. Съездила в Киев на фестиваль российско-украинской дружбы, удачно выступила перед толпой, с венком на голове, который ей неожиданно шёл. Её фотографию в венке, очень удачную, сделанную украинским репортёром, Богдан поставил себе на рабочий стол.

Даже явление Машки не могло омрачить счастья.

А было так.

Они уже собирались ложиться, когда раздался звонок по домофону.

— Здравствуйте, — с некоторым удивлением ответил Богдан: гостей не ждали.

— Это Гасанова Мария, — прозвучал голос Машки. — Здравствуйте, Богдан Борисович. Я не займу у Вас много времени.

— Пожалуйста, Маша, очень рад, открываю, — ответил Богдан с ещё большим удивлением.

— Я не выйду, — нервно потрясла головой Прасковья. Мы с нею уже наговорились, хватит. — Богдан бросил на неё удивлённый взгляд:

— Я ничего об этом не знал, Парасенька.

— И нечего тут знать, — раздражённо передёрнулась Прасковья. — Буду сидеть, как мышь за веником, в кухаркиной каморке. И удалилась в потайную комнатку за кухонным гарнитуром.

Богдан отворил дверь и ждал на пороге гостью, которая решительным шагом поднималась по лестнице.

— Здравствуй, Маша, рад тебя видеть, — проговорил он приветливо.

— Не могу Вам ответить тем же, — с угрюмой энергией проговорила Машка. — Приступим к делу.

— Разденься, так будет удобнее приступать к делу, — Богдан говорил с ласковой иронией, игнорируя машкин злой напор. Прасковья всё слышала из своего убежища. Вероятно, он помог Машке снять шубку.

— Хочешь чаю с мороза? — спросил Богдан тем же родственно-ласковым голосом. — Есть даже мёд, разных сортов. — Иди сюда, я сейчас поставлю чайник. Они прошли на кухню. Он налил воды в чайник, включил.

— Богдан Борисович! — со странной торжественностью проговорила Машка. — Как Вы, вероятно, догадываетесь, мне нужны не Вы.

— Очень жаль, — вставил Богдан с лёгкой насмешкой.

— Не перебивайте меня: мне нужны не Вы, а моя мать Петрова Прасковья Павловна. Мне доподлинно известно, что она живёт здесь с Вами, не вздумайте утверждать, что это не так. И я хочу, требую, настаиваю, чтобы Вы прекратили её удерживать.

Богдан рассмеялся:

— Машенька, боюсь, что ты начиталась дамских детективов: похитить, удерживать — это откуда-то оттуда, не иначе.

— Не болтайте, Светов! — раздражённо оборвала Маша. — Где? Моя? Мать?

— Пей чай, Маша. — Богдан разлил чай по кружкам. — Вот мёд. С монастырской пасеки, между прочим. Никаких известий о маме я тебе сообщать не буду. Я не её пресс-секретарь, и уведомлять о её перемещениях не входит в мои обязанности. Звони маме, договаривайся о встрече, если хочешь.

— Она не отвечает мне, — угрюмо проговорила Машка.

— Наверное, на то есть причины, Маша. Это уж точно не мой вопрос. Я не буду вмешиваться в ваши отношения, — Богдан выделил слово «вмешиваться».

— А вот если я найду маму тут — что вы скажете? — запальчиво проговорила Машка и пошла осматривать квартиру. Разумеется, не нашла.

— А Вы нехило устроились! — насмешливо отметила она после обхода квартиры. — Откуда что берётся…

— Заходи, Машенька, если нравится, — ответил Богдан. — Буду рад, я часто бываю дома.

— Вы страшный человек, Светов! — почти закричала Маша. — Вас нельзя оскорбить, даже смутить. Плюнь в глаза — божья роса. Вы нагло эксплуатируете маму, вы её подавили, лишили воли, она пляшет под Вашу дудку. Это подло, низко, Светов!

— Господи, зачем? — Богдан с тоской прикрыл лицо ладонью. — Зачем кому-то плевать в глаза, кого-то подавлять, лишать воли, ну что ты такое говоришь? Ты же сама не веришь в это. Маша, Маша, ну зачем, зачем ты обижаешь старого отца?

— Вы мне не отец, Светов! — завопила Машка, как ужаленная. — Запомните это наконец! — Прасковья услышала: что-то упало и разбилось. Вероятно, Машка слишком стремительно вскочила на ноги и что-то уронила.

— Зачем, зачем ты так, Машенька? — печально вопрошал Богдан.

— Прекратите мне тыкать, Светов! — зло прокричала Маша.

— Машенька, мне трудно говорить тебе «Вы», в прошлый раз было ужасно трудно, — тихо сказал Богдан. — Я слишком помню, как таскал тебя на руках. Мне это безумно нравилось, а мама говорила: «Не приучай к рукам». Потом ты любила ездить у меня на плечах, а ещё я учил тебя плавать на Кипре. Ты хорошо плаваешь теперь? Ты помнишь что-нибудь, Маша?

— Богдан Борисович, не надо, — Машке, кажется, стало слегка неловко. Или жалко Богдана. — Не надо примазываться. Я не мама: меня воспоминаниями не проймёшь. И запомните: Вы мне — не отец.

— А кто же, Маша? — с той же печалью спросил Богдан.

— Вы мне — посторонний человек. Запомните это, Светов.