Краткий миг

— Да, в такой. Я из старинного служилого рода. Мои предки известны с шестнадцатого века, активно действовали в Тридцатилетней войне, и многие достигли высокого положения. Таких людей очень трудно купить: им просто нечего предложить. А вот человек из более низкого слоя довольно легко может соблазниться. Чтобы этого избежать, нужно иметь слой служилого дворянства, из которого черпаются люди власти. Но, как я понимаю, в современной России вопрос таким образом не ставится. Иными словами, в России сегодня конструируется власть, лишённая собственности и одновременно широко открытая и привлекающая людей из разных, в том числе и весьма демократических, слоёв. Так ведь?

Иван кивнул.

— А это, — продолжил Богдан, — на мой взгляд, содержит опасность масштабного предательства. Человек, выросший в скудости, ну пускай не в скудости, но в крайней скромности, вдруг открывает для себя возможность иметь виллу на Средиземном море, яхту, кабриолет, девиц без счёта, что там ещё есть на свете соблазнительного… Это кружит голову. — Богдан покрутил своей изящной рукой вокруг головы. — Так мне кажется. Собственно, это и случилось в Советском Союзе, сколь я понимаю. Впрочем, вопросами крушения Советского Союза занимается наш сын Мишка, историк, — сказал Богдан; Прасковье показалось — с застенчивой гордостью. — Посмотрим, что он нароет. Он рассказывал мне ужасные вещи, — Богдан поморщился словно от боли.

— И что же он Вам рассказал? — с интересом спросил Иван.

— Коммунистическая верхушка просто в очередь вставала, чтобы продаться давним, непримиримым врагам своего государства, — проговорил Богдан с наивным негодованием. — А когда государство рухнуло, никто из его бывших начальников не застрелился, никто не воззвал к борьбе — все принялись трудолюбиво стаскивать в норку обломки поверженной империи, которой они буквально вчера руководили. Для меня это абсурдно, безумно, непостижимо. Даже отдалённо не могу представить себе, например, своих родителей в этой роли. Нет, не могу, при всём напряжении воображения. — Он судорожно покрутил головой.

— А что бы сделали Ваши родители? — мягко спросил Иван.

— Очевидно, боролись бы, — воскликнул Богдан то ли с болью, то ли с возмущением. — Как? По-разному, глядя по обстоятельствам. В предельном случае погибли бы с пистолетом в руке.

— А родители Ваши живы? — спросила Галчонок.

— Нет, — покачал головой Богдан. — Никаких родственников у меня нет.

— Плохо, когда ребёнок один, — поучительно произнесла Галчонок. — Вот я своих детей уговаривала-уговаривала побольше потомства завести, а получился только один внук. Морока, конечно, от них, от детей, но и без них плохо.

— Да, плохо, — согласился Богдан; Прасковье показалось, что не формально, искренне согласился. — А какого возраста Ваш внук?

— Тринадцать, самый трудный возраст. Он скоро должен сюда приехать: у него занятие по английскому, а оттуда — прямо к нам. С этим английским — беда. Не хочет учить: скучно, говорит.

— Ну, в тринадцать вполне можно хорошо знать хотя бы один иностранный язык, — бестактно заметил Богдан.

— Послушай, Богдан, — вмешалась Прасковья, — не все же такие талантливые к языкам, как ты. Галя, этот парень знает до десятка языков. Ему они очень легко даются, он тут не эксперт.

— Неужели десяток? — изумилась Галчонок.

— Да нет, поменьше, наверное, — скромно улыбнулся Богдан.

— Как хорошо, что мы об этом заговорили! — обрадовалась Галчонок. Нам Вас судьба послала. Придёт мой Димон — посоветуйте, как ему лучше учить язык.

— Пожалуйста, — согласился Богдан. — Но я вообще-то и без него могу. Десять слов ежедневно выучивать. Грамматические упражнения, если грамматика ещё не усвоена. И заучивать тексты наизусть. Хотя бы по полстраницы в день. Лучше по странице.

— Как наизусть? — не поняла Галчонок.

— Прямо наизусть, да и дело с концом.

— А пересказывать? — недоумённо проговорила Галчонок.

— Что пересказывать? — не понял Богдан.

— Ну, тексты. Им задают пересказывать своими словами.

— Галина, — укоризненно проговорил Богдан, — свои слова появляются, когда заучено наизусть примерно… ну минимум двести тысяч знаков текста.

— Я не понимаю эти знаки, — растерялась Галина.

— Ну, это примерно половина небольшой книжки, — уточнил Богдан.

— Полкнижки наизусть? Погодите, Богдан, дайте мне это переварить. Вы проповедуете какие-то совершенно средневековые методы преподавания, — недоумённо проговорила Галчонок.

— Наверное, оттого, — улыбнулся Богдан, — что я люблю Средневековье. Правда, очень люблю. Но я ничего не проповедую.

— Нет, серьёзно, — настаивала Галчонок. — Сейчас ничего не принято заучивать наизусть. Сейчас принято учить коммуникации. Вы же слышали, наверное: коммуникативные методики.

— Нет, не слышал, — покрутил головой Богдан. — Я никогда ничего не преподавал. Языков уж точно.

— Погодите, я хочу понять. Вы лично таким садистским способом учили языки?

— Ну да, — подтвердил Богдан. — А чего тут садистского? Бери да учи.