Краткий миг

— Всё это очень даже было. Но мне казалось: зачем тебе, москвичу, обитателю Центра, да ещё такому импозантному, какая-то провинциальная студенточка, к тому же толстая? Ты был такой взрослый, элегантный, уверенный в себе.

Богдан рассмеялся, как давно не смеялся — по-мальчишески как-то.

— Угу! И даже способный оплатить ужин в «Метрополе».

И Прасковья вспомнила, как они ели там перед «Ревизором» в Малом театре и её поражало, как он естественно и по-хозяйски держится в этой удивительной, насквозь буржуазной, обстановке. А ей было тягостно-неловко за свою акриловую кофтёнку с катышками, за дешёвый рюкзачишко. И казалась она самой себе Хлестаковым в юбке, который невесть почему сел не в свои сани и его оттуда вот-вот выкинут пинком под зад. И ещё почему-то боялась, что придётся говорить по-английски, особенно после того, как Богдан непринуждённо перекинулся парой реплик с американцем и американец рассмеялся его словам, в которых она ровно ничего не поняла. Вспомнилось очень подробно и ярко, и было это ужасно смешно, и она тоже засмеялась.

38

— А решился я тебе сделать предложение — знаешь, почему? — Богдан гладил её по голове. — Потому что понял, что тебе хочется остаться в Москве, а ты не знаешь, сумеешь ли найти постоянную работу и хватит ли денег снимать квартиру.

— А тебе не было обидно, что я вроде как вышла за тебя по расчёту? — спросила Прасковья то, что хотела спросить много лет.

— В каком смысле? — удивился Богдан.

— Ну, благодаря замужеству я улучшила своё материальное положение.

— Это ж хорошо! — так и не понял её Богдан. — Я был очень рад, что хоть чем-то, хоть в самом начале, помог тебе в жизни. Во всём остальном расчёт оказался неверным, — он поцеловал то место, где шея переходит в плечо. — Никакой житейской пользы от меня тебе не было, а неприятностей — воз. Ты настоящий ангел, связавшийся с чёртом.

— Чёртушка мой любимый! — Прасковья принялась целовать его грудь, шершавые щёки, любимые голубые глаза. — Чёртушка, как же я тебя люблю… Это невероятно, но правда: я люблю тебя всё больше и больше, я даже не представляю, как бы жила, если б мы не встретились. Помнишь, как я тебя заталкивала в постель в «Национале»? А ты, чёрт эдакий, упирался всеми четырьмя лапами. Я бегу к тебе каждый вечер, как молоденькая дурочка. Тогда, в самом начале, в молодости, и потом, когда мы жили вместе, ничего подобного не было. Не было такого сумасшествия. Ты мне нравился, я любила тебя, но и только, а теперь — я подлинно с ума схожу. Я никогда… никогда ничего такого… — она прижималась к нему, осыпала поцелуями его тело.

— Парасенька, солнышко моё, — он гладил её волосы и плечи, то ли успокаивая, то ли отвечая на её ласки. — Парасенька, прошу тебя, не здесь, не сейчас… не надо…давай побережём нашего чёртика.

— Ему не будет плохо, — прошептала Прасковья, чувствуя, что обоим им хочется одного. — Наш чёртик нас поймёт, мой любимый.

На этот раз было так, словно время повернулось вспять и не было этой страшной разлуки, а они были, как прежде, молодыми. Она даже куснула покрытую шерстью складочку на его плече, и он прошептал, как когда-то:

— Хищница моя любимая.

И как всегда, её неодолимо потянуло в сон. Сквозь наползающую сонливость она испугалась: он сейчас встанет и уйдёт.

— Не уходи, Чёртушка, останься со мной, — попросила она, обхватив его за шею.

— Я с тобой, ясочка моя любимая, я тут, я не уйду, — он теснее прижался к ней. — Атласная моя. — Она нащупала его одновременно упругий и нежнейший хвост и стала падать, падать и падать в сон.

— Чёртушка мой…

* * *

Первое, что она увидела, проснувшись, был малиновый восход, поднимавшийся над ёлками. Пока готовилась сфотографировать, восход стал отгорать, и фотография уже не передавала его яркую красоту. Богдана по обыкновению рядом с нею не было: наверное, он на пробежке. На столе — исписанные листки, придавленные ноутбуком. Нет, отдыхать он определённо не умеет, тут прав Иван.

Она приятно растянулась на ортопедическом матрасе. Всё-таки хорошо спится за городом. Верно говорит Богдан: надо переселяться из Москвы. Тем более, что всё больше вещей можно делать онлайн.

Двадцать лет назад казалось, что в наши дни, в сороковые годы, всё будет онлайн, ан нет — не всё. Но теперь сложился обычай: собрания офлайн — это что-то особо важное и престижное. А рядовое — всё онлайн. Ну и можно жить за городом и не ездить каждый день на работу. В конце концов, можно организоваться так, чтобы и людей принимать дома. Царские сановники нередко так и делали. Но всё-таки Прасковья ежедневно ходила на работу, и от подчинённых требовала того же. Казалось: дома разболтаются. Потом физическое соединение способствует развитию некоего коллективного разума. Синергия возникает. Но, с другой стороны, многие ведомства перешли на полную удалёнку, и ничего. Но у них ведомство особое; Прасковья в глубине души считала: самое главное. Одновременно творческое и боевое. Соединяющее кшатрийские и брахманские энергии.