Краткий миг

И вдруг случилось чудо. Я увидел ангела. Очень отчётливо. Это была девочка моих примерно лет или чуть моложе с лёгкими светлыми волосами средней длины, до плеч. Ты понимаешь: в тех краях тип очень мало распространённый. Она присела на табуретку рядом с кроватью. Я увидел её удивительное, ангельское лицо, которое навсегда впечаталось мне в память. Это был всего один миг. Краткий миг. А потом она наклонилась, и волосы заслонили лицо, и больше я почти его не видел, но запомнил навсегда. Затем она положила мне на лицо свою руку. Потрясающе лёгкую, нежную и необыкновенно красивую. Безо всякого маникюра, без колец, просто прекрасную саму по себе. Я понял, что это ангел, и не удивился. Я лежал и чувствовал, как мне становится легче. Тогда я попытался дерзновенно поцеловать её руку, которая лежала у меня на лбу. Но тут девочка-ангел исчезла.

— Богдан, ангелы бесполы. Девочек-ангелов не бывает, как и мальчиков, — Прасковья накрутила на палец его кудряшку.

— Ну да, знаю, что бесполы. По-итальянски даже выражение есть: «дискутировать о поле ангелов» — значит «вести беспредметные разговоры». Но факт есть факт: после прихода девочки мне стало гораздо лучше, и я начал быстро выздоравливать. Таков был главный мистический опыт моей жизни.

Я рассказал об этом своему духовнику, тот ответил, что это мог быть мой ангел-хранитель или местночтимая святая. Сказал, что надо учиться, молиться и соблюдать чистоту — телесную и в помыслах. Я и так в тот период много молился. Просил послать мне её снова, но этого не случилось.

Я часто вспоминал ту девочку-ангела. Вернее, не так: я постоянно её помнил. А потом, уже в России, мне подумалось, вернее, я понял, что это был не совсем ангел, а скорее девушка, которую мне суждено любить, хотя и ангел, безусловно, тоже. Что она где-то есть, мне её показали, и я её встречу. И, разумеется, тотчас узнаю. Может быть, это моя будущая жена, если я удостоюсь. А если нет — буду просто любить на расстоянии. И мне стало очень легко, прямо помню это чувство облегчения: мне не надо бегать за девицами, как делают другие, не нужны все эти унизительные, в сущности, ужимки и манёвры, приобретение сексуального опыта, как выражался мой тогдашний сокурсник и приятель. Ничего мне этого не нужно, а нужно только ждать и готовиться.

— Как готовиться? — с удивлением спросила Прасковья.

— Очень просто. Стать умным, знающим, умелым. И, разумеется, сильным, крепким, красивым. Чтоб понравиться той девочке, когда её встречу. Ну чтоб она хотя бы обратила на меня внимание. Я очень старался. Во всём, что делал — старался быть первым.

— Я тоже, — прошептала Прасковья, целуя его кудрявую шёрстку на груди.

— Даже, смех сказать, в строевой подготовке отличался, не зря меня твоя подруга назвала солдафоном, — усмехнулся Богдан, — я же учился на военного переводчика: так мне велели мои чертовские начальники. Мои русские преподаватели-военные говорили: «Когда Светов появляется на экзамене, он может рта не разевать, за одну выправку можно ставить пятёрку». В общем, я старался, а девочка моя задерживалась.

Мне очень хотелось понять, где она, что делает, где живёт. И вот однажды на выставке я увидел картины Кустодиева. Они меня просто потрясли, хотя я видел и Лувр, и галерею Д’Уффицци, да и в Нью-Йорке есть что посмотреть, и ничто меня не потрясло. Вообще-то я туповат по части искусства. А вот Кустодиев — потряс. Я понял, что моя девочка-ангел — там. Она живёт в какой-то живописной провинции, невероятно красивой, и похожа на кого-то из героинь Кустодиева. И руки у неё именно такие.

— Я всё-таки не такая толстая, Богдан, — слегка обиделась Прасковья, — при этом всегда завидовала по-настоящему худым, сорок второго размера.