Краткое повествование

А посреди шатра с той и с этой стороны колонн были разостланы две драгоценные скатерти. На правой стороне скатерти, на нашей стороне, справа, стояли три большие бадьи из золота, похожие на бадьи шербетчи, которые стоят на скатерти в Стамбуле и во всех местах страны греческой. И еще — три тунги, то есть сурахи, немного более плоские. [Сурахи] вмещали по 5 или по 6 оха воды каждый. И еще три золотых подноса, имеющих ширину по полторы пяди, а на каждой из них по 7 золотых рюмок, похожих на золотую купель. Они стояли на золотых подставках, положенных на золотые подносы; подставки опирались слегка на высокие [ножки]. А между подставками стояли золотые чаши.

Еще два больших золотых кадила, вес каждого из которых равен, кажется, 1000 драм, а может быть, и больше, [висели] на коротких цепочках, имеющих 4 звена, без бубенцов. Длина цепей была равна половине длины цепей наших кадильниц, а над цепью — ручка, похожая на ручку ведра или фонаря. К этим ручкам прикреплены цепи: две с одной стороны ручки и так же с другой стороны. То же и с левой стороны, в том же количестве. Такой же формы — из серебра. И те большие бадьи были наполнены сахарным шербетом, а на поверхности шербета [плавали] зерна базилика. И еще справа три золотых подноса, шириною в полтора алаби, и три серебряных — слева; а на них были расставлены головки сахара, подобные маленьким головкам венецианского сахара. И начали угощать приглашенных, начиная с могущественного хана, [угощали] всех с обеих сторон розовой водой, налитой в золотые сосуды, а затем всех с обеих сторон угощали из серебряных сосудов.

А затем принесли и золотые кадила и стали кадить благовония. Но они кадили не перед лицом, как у нас, а качая [кадило] вправо и влево, обходили всех и окуривали с четырех сторон. А вслед за золотыми кадилами несли два серебряных кадила; и, если были золотые кадила, одно было с востока, другое — с юга. А если были серебряные: одно — с севера, другое — с запада. И пока они окуривали, все время прохаживаясь по шатру, другие слуги стали разносить шербет в золотых стаканах, [стоявших] на пластинках, находившихся на тарелках. И наливая [шербет в] семь рюмок из сурахи и держа в левой руке тарелку, а в правой по рюмке, давали каждому из сидевших. Когда шербет кончался, наливали вновь из тунги, то есть из сурахи. А когда кончался шербет в одном из сурахи, наполняли пустой сурахи из бадьи до тех пор, пока не выпили все сидевшие в шатре. А затем стали [угощать] и тех, кто стоял позади нас, а также вне шатра: вельмож, военачальников, мирз и множество правителей и начальников областей. Им подавали [шербет] в серебряных рюмках.

Затем [выступили] взрослые и маленькие певцы и сладкоголосые дети, на которых были надеты епитрахили, подобные епитрахилям в нашей церкви. [Епитрахили] были надеты на шеи детей и покрывали обе руки на две пяди. Края её висели на руках, а на ногах были колокольчики. И так [они плясали перед великим ханом и перед множеством [людей]. Их было 22 человека. Некоторые [музыканты] сидели напротив хана с сантурами, тамбурами, каманчами, канонами и другими музыкальными инструментами, играли и заставляли [инструменты] звучать каждый по-своему. А танцовщики также пели во время пляски, но одним образом, одну мелодию. Танцовщики пели одну мелодию, а сидевшие пели [каждый] по своему желанию.

Так певцы и танцовщики пели и плясали в течение одного часа, а слуги все время носили кадила.

А затем собрание было распущено, и каждый пошел в свое жилище. А меня, взяв [с собой], пригласил сын Ашхалбека тифлисского, по имени Ага, который был калантаром и меликом тифлисским, [родом] из тех же мест, повел меня в свой шатер, чтобы почтить, [вместе] с нашими калантаром, меликом, князьями и кетхудами ереванскими, астапатскими, нахичеванскими, гохтанскими. А перед его шатром, где мы сидели за столом, на расстоянии двух бросков камня [от шатра], канатоходец плясал на канате. А под вечер мы поднялись и вошли в шатер ереванских мирз и поздравили их с байрамом, а потом вернулись в свое жилище, восхищаясь и прославляя бога, держащего сердца царей в руке своей[34] — милует он, кого пожелает, гневается, на кого пожелает.

Глава XXXIV. О том, как на второй день байрама нас вывели в поле вне лагеря и велели совещаться друг с другом и избрать кого-нибудь, кто мог бы управлять персидской страной и быть главою над всеми