Многочисленные его воины держали в руках сделанные из меди или серебра похожие на подставки для стрел трезубцы или четырехзубцы, подобные стрелам, которые изготовляются из перьев размером с пядь; они всегда имеют в руках топоры из дамаскской [стали] с посеребреными рукоятками.
И обязанностью чантаулов является охранять дороги, подобно бостанчи-баши, выходы на дороги, ущелья и овраги, а также охранять по ночам лагерь снаружи. Если [хану] надо убить кого-либо, его отдают в их руки, и они убивают его по приказу его.
Обязанностью же насахчи является сообщать во время войны приказы войскам и делать кадага, то есть делать ясах, выводить войска к [месту] боя. Если кто-либо обращается в бегство, убивать [его]. Когда [хан] желает кого-либо вызвать, посылают их. Их посылают и в дальние места, как безжалостных палачей, ибо они немедленно исполняют приказы. В лагере они сторожат день и ночь, они властвуют [над] ворами и разбойниками, и если воры что-либо крадут из лагеря, владельцы имущества требуют у них и получают [от них].
Кроме того, имеются еще джарчи, которые ежедневно, возглашая, объявляют всему войску то, что повелевает великий хан; так же и во время сражения.
И еще у него 6000 кешикчи, которые повязывают себе на шапки белые сарухи. Но шапки совсем не видно, а [виден] белый сарух, повязанный вокруг нее. У них тоже есть ружья. И они по очереди сторожат раз в три дня. Чантаулов — 300, насахчи — 300, элиагачли — 300. И элиагачли — дети ханов или братья ханов; они всегда находятся при нем на службе. Если [хан] рассердится на кого-либо и прикажет бить, они бьют его, повалив ничком на землю; и 5-6 элиагачли, стоя, безжалостно бьют [его], пока [хан] не скажет: «Довольно! Отпустите!»
Глава XXXI.
Приблизился день рамазан-байрама и [хан] вновь дал приказ разбить большой шатер, ибо в первый раз через три дня шатер сняли и спрятали, а в день арифэ вновь был приготовлен шатер в восточной части жилища его. И в день арифэ, когда [все] пошли на селам, рано [утром], через полчаса после восхода солнца, сам могущественный, премудрый и гениальный хан вышел из жилища и тростниковой ограды в сторону востока, стал, повернувшись лицом к северу. И брат его Ибрагим-хан [стал] около него с левой стороны, а ниже брата — старший сын [хана]-Ризакули-хан; племянник хана Муртузакули-хан, который был летами моложе старшего сына, [стоял] ниже его старшего сына. И младший сын Махмадкули-хан — ниже племянника, ибо этот был годами моложе племянника.
И другие ханы стояли в соответствии с их саном и достоинством.
На некотором расстоянии стояли кругом 3000 джазаирчи, держа в руках огромные ружья. А амаша-кешики стояли по эту сторону от джазаирчи, держа в руках обыкновенные ружья. Перед ними [стояли] чавуши. А еще ближе — чантаулы и насахчи. Прямо перед ними [стояли] элиагачли, которые были сыновьями ханов, а некоторые — братьями ханов. И последовал приказ великого хана, и привели верблюдов и [заставили] их драться в его присутствии.
После верблюдов велели бороться друг с другом борцам, которые были пехлеванами. И было приказано всем, находившимся там, пройти перед ним, приветствуя его, как вчера и третьего дня. И так, прибывшие из всех городов, отдельно проходили друг за другом перед ним и, молча кланяясь, приветствовали его. После окончания [селама] вернулись каждый на свое место.
Глава XXXII.
А на другой день, который был их великим байрамом, рано [утром] мы пошли к жилищу великого хана, на место нашего отдыха, каждый в свою палатку, где мы каждый день отдыхали под нашим тростниковым навесом. Ибо когда мы возвращались вчера, в день арифэ, в свои жилища, я спросил по дороге калантара и мелика, говоря: «Завтра байрам. В какое время нам надо идти на селам? Нужно идти или нет?» А они ответили, говоря: «Да, пойдем, ибо [так] положено. И в какое время шли ежедневно, также [пойдем] и завтра». А я сказал, говоря: «Не так, ибо в Турции, в Румской области и в Константинополе селам и намаз совершаются рано, ибо перед рассветом вельможи приходят в царский дворец на селам, а затем, собравшись, идут на намаз, а после этого приходят и вновь поздравляют с байрамом и после расходятся. А посему надлежит нам пойти в наши палатки пораньше, за час до восхода солнца, может быть, и эти пожелают рано [устроить] селам». И одобрив мои слова, они сказали: «Хорошо! Сделаем так». Поэтому рано, до восхода солнца, мы пошли к своим местам, предназначенным для отдыха. Нас с любовью встретили насахчи и, оказав почести, усадили.
А спустя немного времени приехал и посланник Москвы; его также приняли и посадили на другое место.