Кратос 1

— Теперь немного об устройстве, — сказал сотрудник Центра. — Оно крепится к основанию предсердия, и вы будете его чувствовать, потому что не должны забывать о нем. Устройство входит в контакт с вашими биомодераторами и может работать в режиме допросного кольца. Это не значит, что вы должны жестко контролировать свои мысли. Случайные спонтанные желания не смогут вам повредить. Решение об аннигиляции будет приниматься только на основе серьезных данных, доказывающих факт предательства.

Я молчал. Значит, еще и идеальный шпион! Эта штука практически сводила на нет всю привлекательность страдинского пряника.

— Вы поняли? — спросил врач.

Я кивнул.

— Да, я понял.

— Хорошо, можете идти.

Я получил генеральский патент на гербовой бумаге с радужными фениксами, почти такой же, как постановление о моем аресте, даже подписанный той же рукой. Так я перепрыгнул через два класса табели о рангах.

Я навестил родителей, ни словом не обмолвившись ни об одном из страдинских «подарков», промолчал бы и о генерал-лейтенанте, да об этом уже было объявлено. Затем выяснил, что с остальными моими людьми, и снял квартиру неподалеку от университетского городка.

Пока все шло нормально, если конечно можно считать нормальной установку всем Преображенным таких же «устройств». Но пока все были живы.

Только к полуночи я добрался до дома и остался, наконец, один.

Квартира на пятнадцатом этаже, за окном видны огни студенческого городка и темный городской парк. Несмотря на сумасшедшие последние сутки, я нисколько не чувствовал себя усталым.

Сам, по старинке, вскипятил себе чай, заварил по всем правилам, сел у окна с видом на университет. Сколько я так просижу? Заснуть не смогу, можно не пытаться. Надо действовать и прямо сейчас, ночь — лишь досадная помеха.

И тут меня обожгла мысль, которая несколько часов была прочно упрятана в подсознание. Цертис! Инопланетное существо, живущее в моем теле. И меня охватила паника. Если я об этом подумал — значит, это стало известно Службе Безопасности.

Я коснулся рукою окна и тут же отдернул ладонь, опасаясь расплавить стекло.

Кисть руки окружает знакомое белое сияние. Оно стекает с пальцев и падает на пол серебряным потоком, и вместе с ним уходит энергия. Подступает слабость. Сияние вырастает, поднимается и превращается в женщину, которая с каждой секундой становится все материальнее. И, наконец, серебряная нить, связывающая цертиса и меня, истончается и исчезает. И мир меркнет.

Утро. Солнечный свет бьет сквозь огромные окна, украшенные по верху палевыми витражами в стиле японских ширм. Сажусь на кровати и не сразу понимаю, что я дома, в снятой накануне квартире. Рядом сидит цертис и улыбается.

— Доброе утро, Даниэль, — поет она в моей голове.

Я знаю, что понятие пола к цертису неприменимо, но раз уж ему угодно быть женщиной — пусть будет «она».

— Сколько я был без сознания?

— Ты спал. Четырнадцать часов.

Устройство связи услужливо подсказало время: три часа пополудни. Я вскочил с кровати и бросился одеваться. Цертис насмешливо смотрит на меня.

— Куда ты торопишься?

— Это же ужасно! Я потерял столько времени!

— Успокойся, тебе надо было выспаться.

Я посмотрел на цертиса и вдруг понял, кого она напоминает. Я был когда-то на Старой Земле. Там в Риме, в храме святого Петра есть скульптура Микельанджело: юная мадонна, обнимающая мертвого Христа. Если бы распятый ожил, и лицо богоматери озарила улыбка — это была бы моя цертис.

— Ты очень красивая, — сказал я.

— Ничего не бойся, — улыбнулась она. — Нас не услышат. Это я поставила блок на твою память после Светлояра. Микроаннигилятор тоже можно заблокировать.

— Значит, я свободен?

— Разве ты не был свободен? Или ты собирался предать?

— Нет.

— Тогда ничего не изменилось.

— Я бы не хотел, чтобы им стало известно о тебе.

— И не станет. Мысли и слова можно скрыть, но предательство полководца скрыть нельзя. Я не знаю, сработает ли тогда микроаннигилятор. Об этом знает только Теодор Тракль.

— Федор Тракль умер более века назад, — заметил я.

— Что есть смерть?

Я был не расположен вести философские разговоры.

— Лучше расскажи о цертисах, — попросил я. — Кто вы?

— Ты думаешь, что этот вопрос легче, чем вопрос о смерти?

— Я постараюсь понять.

Она встала, взяла мою руку, и меня пронзило непонятное чувство, которое мне уже приходилось испытывать: то ли боль, то ли наслаждение, то ли смутное воспоминание о чем-то прекрасном и навсегда утерянном. Оно напоминает дежа-вю и возникает внезапно, в любой момент, в любой обстановке, и также неожиданно исчезает непонятно куда. И теперь передо мной словно приоткрылись небесные врата.

Мы пошли на кухню.

— Закажи себе обед, — сказала она. — Это долгий разговор.

Я коснулся рукой панели управления доставкой еды, и устройство связи запросило яичницу с колбасой и кофе. Через несколько секунд заказанное блюдо уже дымилось на подносе. Я перенес его на стол и вопросительно посмотрел на цертиса.

— Мне не надо, — улыбнулась она.

— Так кто вы?